Подвешенное за шею тело Дэнни Лоу медленно поворачивалось — сначала направо, потом налево.
Глава 14
Ларс стоял перед открытым шкафом в дальнем конце коридора. Он раздвинул упакованные в целлофан вещи и посмотрел на дверь, ведущую в потайную комнату-часовню.
Он вспоминал, сколько лет прошло с тех пор, как он был в ней последний раз, и не мог вспомнить. Много. Он испытывал отвращение к этому месту с того вечера, когда привел сюда официантку.
Подумать только, ведь он тогда, в алкогольном дурмане, даже не запомнил, как ее зовут. Пришлось спросить еще раз при следующей встрече. И она ничуть не обиделась. Зато теперь она вернулась, чтобы напомнить о себе. Да, теперь уж нечего надеяться, что он когда-либо забудет ее имя.
Однако он помнил, что его терзания начались почти сразу же, задолго то того, как она исчезла из его жизни. На следующий день, когда он протрезвел, секс в таком месте показался ему кощунством. У него сформировался комплекс вины. Как он мог привести ее сюда, именно сюда? Как он мог заниматься этим здесь, под крышей дома родителей? И вот что странно: почему этот комплекс вины не угас до сих пор?
— Ну почему, почему я не забыл об этом? — пробормотал Ларс. Он открыл дверь в шкафу и решительно шагнул в часовню. Зажег свет. Дверь мягко закрылась за ним. Он остался один на один со своей фобией, намереваясь навсегда избавиться от нее.
В маленькой комнатке стоял затхлый запах. Неудивительно, ведь здесь нет окон. Он посмотрел на расписанный потолок и висящую под ним голую лампочку. Она освещала фигуры Адама и Евы, чьи лица стерлись давным-давно. Ему показалось, что теперь у Адама его лицо, а у Евы — улыбка Кимберли, с забавной щелью между верхними резцами. Остальных черт девушки он почти не помнил, за исключением круглого подбородка и темных волнистых волос. Но эту улыбку, одновременно забавную и соблазнительную, он помнил очень хорошо. Даже слишком хорошо. Его взгляд переместился к старому потрепанному дивану. Они занимались сексом на этой мерзкой лежанке.
Но перед этим они выкурили пару косяков. Об этом он не рассказал ни Маркби, ни Энджи. И никогда не расскажет!
Подробности секса также не сохранились в памяти — только тяжелое дыхание, липкий пот и тошнота от еще плещущегося в желудке алкоголя. Но он помнил, что, несмотря на опьянение, боялся запятнать диван. У нее было полотенце, заткнутое за передник, и они постелили его, чтобы не запачкать бархат. Когда он снова встретился с ней, в городе, то спросил, что она сделала с полотенцем. Она ответила, что выбросила в мусорную корзину на кухне.
Заметив выражение ужаса у него на лице, она добавила:
— Не бойся, я сперва засунула его в коробку из-под кукурузных хлопьев. Никто его не найдет!
Наверное, именно в тот момент он понял, что она уже проделывала такое много раз на других вечеринках, с другими мужчинами. И именно в тот момент он не просто потерял к ней интерес, а почувствовал отвращение. Его мать назвала бы такую девицу потаскушкой, и она вела себя как потаскушка.
Ларс медленно опустился на диван.
— Боже мой! — прошептал он. — Как все запуталось! — Он уронил голову на руки.
Он просидел так какое-то время и очнулся, почувствовав движение. Дверь открылась, в часовню кто-то вошел. Чьи-то руки схватили его за плечи. Ларс со страхом посмотрел вверх, почти ожидая увидеть улыбку со щелью между передними зубами. Он хотел спросить, зачем она преследует его — ведь он уже ничего не может изменить, — и открыл было рот, но тут увидел, что это его мать.
— Ма? Что тебе нужно? — прошептал он.
— Не смей сейчас сломаться! — сказала она низким, полным чувства голосом. — Только не допусти, чтобы эта проблема разрушила все, чего мы достигли. Та девушка была пустым местом, и, что бы с ней ни случилось, это ничего не значит.
Ее светлые глаза светились, лицо заливала мертвенная бледность. В дополнение к этому из-за бесцветных ресниц и светлых волос ее голова казалась вырезанной из мрамора. Ларс подумал, что она похожа на страшную валькирию, пришедшую сопроводить его в ледяную Валгаллу.
— Все нормально, мама, — ватным голосом сказал он. — Со мной ничего не случится.
Хватка ослабла, но ее руки остались у него на плечах.
— Что бы ни произошло, Ларс, мы выстоим. Мы способны бороться с трудностями. Поверь мне! Безвыходных положений не бывает.
Ларс выпрямился, и ей пришлось убрать руки. Он сказал:
— Странно это. Почему бездумные, глупые поступки, такие же, какие в бесчисленном количестве и без всяких последствий совершают другие люди, в моем случае вернулись спустя годы и превращают мою жизнь в кошмар? Кто бы мог подумать, что именно эта девушка?.. Откуда мне было знать?
Он посмотрел на мать.
— Каждый наш поступок навсегда остается с нами, — ответила она. — От однажды сделанного человек не может отмахнуться. Годы идут, и мы меньше говорим об этом. Но не забываем. Надо просто твердо верить, что дело того заслуживало.
— Кимберли того не заслужила, — сказал Ларс с неуверенной улыбкой. Неуверенной — потому что он понимал, что они с матерью говорят о разных вещах. — Что ты сделала, ма? — Его подбородок задрожал.
Ее бесцветные мраморные глаза обратились к нему.
— Это имеет значение?
— Конечно, это имеет значение! Во имя всего святого, ма! Энджи говорит…
— Ах, Энджи? — со злой иронией повторила Маргарет. — Энджи ведь все об этом знает, не так ли? О, Ларс, почему ты не учишься на своих ошибках? Не делай этого снова!
— Не сравнивай Энджи с Кимберли! — разозлился он.
— Не сравнивать? — Она коротко усмехнулась. — Это почему же? Чего от тебя хотела та официанточка, Ларс? Она видела в тебе богатого мальчика, с которым она убежит от своей никчемной нищей жизни, с которым она будет делать что захочет, иметь что захочет. Она хотела использовать тебя, чтобы войти в круг людей, на которых до этого смотрела только издали, раскрыв рот! Разве Энджи хочет не того же самого? Ты восходящая звезда политики, у тебя очень хорошие перспективы. Она уже видит себя женой министра или — чем черт не шутит! — даже премьер-министра! Вот куда она метит!
На помощь ему пришел защитный инстинкт, выработанный на предвыборных дебатах. Он резко вскочил и надвинулся на мать:
— Это просто оскорбительно! И для Энджи, и для меня! Я люблю Энджи, а она любит меня!
И смертельно испугался, потому что мраморное лицо перед ним превратилось в маску страстной ненависти.
— Люблю, любит! — Голос Маргарет Холден добрался до верхней ноты и сорвался. — Что ты знаешь о любви? Что о ней знает эта кобыла? Я расскажу тебе, что такое любовь! О, Ларс, от нее так болит! Вот здесь! — Она ударила себя в грудь. — Она разрывает тебя надвое, овладевает тобой, словно демон! Она может заставить тебя сделать все, что угодно. Запомни это! Когда Энджи уйдет, как Кимберли, у тебя останусь я! Я никогда тебя не покину, Ларс!
