Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
Он взглянул на волны, набегавшие на песок.
— Как видишь, я был все тем же гордым, высокомерным и самоуверенным дураком. Я и на этот раз думал только о своем достоинстве, своей репутации, своих потускневших идеалах. Я ничего не понял, Колен. Но мне некогда было думать, я действовал. Мне угрожала смертельная опасность. Как, впрочем, угрожает и сейчас. Не раз я едва ускользал от них. Здесь нельзя понять, кому можно довериться, на кого можно положиться. Еще одна причина скрываться.
Я смотрел, как набегают и отступают волны. Значит, мой отец сознательно выбрал изгнание. И решил, что больше не увидит сына… Я пытался сдержать подступавший гнев. Перейдя на нелегальное положение, папа отказался и от меня. Принес в жертву мое детство, загубленное ложью. Но, думая подобным образом, я и сам тот еще эгоист. Тысячи отцов поступают так же, и совсем не ради идеалов. Просто сбегают от семьи. У многих моих одноклассников нет отцов.
Луч маяка скользил по морю.
В самом ли деле у отца не было других причин нас покинуть, кроме благородных идеалов и утраченного достоинства? Не было ли чего-то еще? Может, дело в Джессике? Мне захотелось взять отца за руку, сжать ее, но я не посмел. Мысли мои путались, но сдержанность казалась мне само собой разумеющейся в отношениях между отцом и сыном-подростком. Физическая скованность нисколько не уменьшала моего восхищения, мне больше хотелось походить на него, чем прикоснуться к нему.
Это нормально?
Можно ли в моем случае рассматривать эдипов комплекс как естественный?
Отец смотрел на меня.
Испытывал ли он те же чувства? Ту же робость, что и я, — после всех этих лет? Пустоту, оттого что за десять лет ни разу меня не обнимал? Желание сделать это, но и неловкость?.. Мы пока были чужими друг другу.
— Где ты, Колен?
Я улыбнулся. Снова что-то хрустнуло, и на этот раз обернулись мы оба.
— Что это? — прошептал я.
Отец сделал мне знак молчать. Мы прислушивались несколько долгих секунд.
Ничего.
— Ночные звуки, — объяснил папа. — Я в конце концов стал шарахаться от всего. Надеюсь, ты не станешь таким, как я: запуганной жертвой с лицом, заросшим бородой, скрытым за очками и бейсболкой.
Вопрос сам сорвался у меня с языка:
— А мама?
Папина рука снова зажала в горсти песок.
— Мама… Конечно, ты ее называешь мамой. Для меня она всегда Анна. Не знаю. Это ужасно… Я не знаю! Сбежав в лодке, оставив прощальное письмо и притворившись мертвым, я отправился к Габриелю, который нашел для меня укрытие на одной из своих строек, рядом с Ванном. Твоя мама все знала, мы часто созванивались. Она очень тревожилась, боялась за меня, ей не нравился весь этот план, но в конце концов мне удалось убедить ее, что это лучший способ защитить вас обоих.
Теперь я понял последние мамины слова: «Твой папа теперь далеко, очень далеко. Но ты снова его увидишь, ты с ним встретишься». Она не хотела подвергать меня опасности, рассказав о бегстве отца, но пыталась успокоить, утешить.
— Как она умерла? — тихо спросил я.
Слова обожгли мне горло. Отец заговорил быстро, не переводя дыхания:
— Ее машина поздно ночью свернула с дороги. Она была одна. Врезалась в дерево. Она возвращалась на Морнезе. Никто не знает, что произошло. Наверное, никогда и не узнает. И здесь тоже принято считать, что это несчастный случай, но почти все подумали, что самоубийство, что Анна не перенесла моей гибели. Слушай внимательно, Колен: это не так. Я уверен. Она знала, что я жив, она ждала меня. Мы с ней говорили за несколько часов до того. Ты нуждался в матери. Нет, Колен, у нее не было никаких причин сводить счеты с жизнью, бросать тебя, бросать нас. Мы любили друг друга! Мы были семьей!
Перед глазами всплыла прежняя навязчивая картинка — папина рука на бедре Джессики. Он не все рассказал. Было что-то еще. А может, он все же просто сбежал, бросил жену и сына? И мама не перенесла разрыва?
Нет! Нельзя так думать.
Он, должно быть, заметил мою растерянность и наконец-то взял меня за руку. Проговорил — медленно, убедительным тоном:
— Авария на дороге? Я не верю в такую случайность. Нет. Гибель твоей матери была им на руку, они знали, что она не уступит, не продаст участок, особенно после моей смерти. Ведь земля перешла к ней.
У меня по спине пробежал холодок.
— И пусть я не вполне уверен, но все же думаю, что они убили твою мать. Она же многое знала, была в курсе всего, мы с ней постоянно обсуждали происходящее. Она представляла для них реальную угрозу. Да, я поступил тогда неосторожно, оставив ее одну. За десять лет у меня было время все обдумать. Она была в опасности, но я этого не осознавал, не предполагал, что они настолько сильны. Они уже замарали руки кровью тех трех рабочих, и твоя мать тоже была обречена. Это преступная организация, Колен, это убийцы, они среди нас, мы их знаем, но не остерегаемся, а они повсюду и готовы на все.
Мне стало холодно. В этих разоблачениях было что-то ирреальное. Я начал дрожать. Без ответа остался еще один вопрос. Утопленник в папиной одежде.
Кто это был?
Папе тоже пришлось кого-то убить, чтобы подсунуть вместо себя?
Одного из тех, кто его предал?
Я не осмелился спросить, мне хватало услышанного. Хотелось прижаться к папе, но я не решался, мешала дурацкая застенчивость. Он считает меня мужчиной, я кажусь ему взрослее и смелее, чем есть на самом деле. Я огляделся — черная тьма, которую время от времени разгоняет луч маяка. Шумят волны. Внутри нарастал страх, я подумал про беззубого старика у нас над головой, может, он сидит перед телевизором, а может, шпионит за нами. Подумал про Валерино, этого беглого каторжника, который наверняка входил в «Семитим».
Убийца.
Возможно, убийца моей матери.
Папа придвинулся ко мне:
— Это не все, Колен. Я еще не рассказал о твоей роли во всей этой истории. — Он положил руку мне на плечо. Она показалась ледяной. — Я хочу попросить тебя об услуге, Колен. Очень большой услуге. У меня нет выбора. Это может оказаться опасным, но для тебя куда опаснее будет, если я о ней не попрошу.
34. Ночное вождение
Пятница, 18 августа 2000, 22:01
Пункт сбора дорожной пошлины у Немура
Машина еле ползла. Симон огляделся.
Ни одного полицейского!
Он вытащил мобильник и набрал номер мэрии Сент-Аргана.
Гудки.
Дамы и господа, жители острова Морнезе, дачники и туристы, говорит Бернар Гарсья, мэр Сент-Аргана. В полном согласии с полицией и пенитенциарным центром Мазарини могу вас заверить, что отныне нет никакой опасности…
Выругавшись, Симон отключился. Он представлял себе, как мэр под пальмами безмятежно записывает свое обращение.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97