Весь этот сад дышал весной…
Было удивительно тепло. Ярко светило солнце, но деревья создавали легкую тень. У арки, под которой устроился священнослужитель, вообще царила приятная прохлада, хотя приглашенные гости, устроившиеся на вынесенных на улицу стульях, вынуждены были щуриться от солнца, а кто-то, одевшийся слишком тепло, даже смахивал пот со лба.
Время церемонии стремительно приближалось, и я почему-то то и дело тянулся к браслету. Последняя черная бусина казалась тяжелее всех своих предшественников, и я упорно вспоминал слова фрау Маргрет, которая говорила о последнем испытании — о самом сложном и одновременно самом простом. Самом понятном. Тут и надо-то всего лишь прийти на собственную свадьбу!
И ещё вчера я даже не сомневался в том, что Гера не заставит себя ждать.
Она попросила оставить её наедине вечером. Не показалась на глаза утром. Как будто сквозь землю провалилась! Ни Зигфрид, ни Берта, ни моя мать, ни даже её собственная бабушка и братья-сестры не видели, куда подевалась Гертруда, и только Казимир, будь он неладен, периодически усмехался, словно ему было известно чуть больше, чем всем остальным.
Только вот эта сволочь ни сказала ни слова. Даже если ему и было что-то известно, то что именно — я мог только предполагать.
— Церемония начнется через две минуты, — напомнил священнослужитель. — Где же невеста?
Хотел бы я знать, где невеста!
— Придет, — твердо произнес я, скользя взглядом по приглашенным.
Фрау Маргрет, напряженная, то и дело оглядывалась назад. Сегодня утром она с таким же упорством, как и я сам, искала свою внучку, но так и не нашла. Моя мать сидела прямая, словно проглотила палку, и тоже нервно оглядывалась.
Хмурая, как та грозовая туча, Барбара сидела, скрестив руки на груди, и то и дело стреляла в меня злыми взглядами. Иоганны не было, после казуса с письмом-хамелеоном всё-таки не рискнула показаться мне и Гертруде на глаза. Может быть, догадалась, что её в самом деле не будут не слишком рады видеть.
Впрочем, плевать на Иоганну! Единственная девушка, которую я в самом деле хотел сегодня увидеть — это Гертруда.
И будет очень печально, если она всё-таки решила уйти.
— Как-то не верится, — вновь напомнил о себе священнослужитель, глядя на меня снизу вверх, — что пара, которая так легко прошла все тринадцать испытаний, вдруг решила разойтись на последнем… Впервые в моей практике. Обычно те, кто заходил дальше седьмого, спокойно двигались вперед.
— Гертруда придет, — твердо ответил я, стараясь не вслушиваться в то, что говорил Антвас.
Может быть, это его задача — уговаривать меня уйти с собственной свадьбы? Испытание же. С этого старика станется…
Надо было просить четырнадцать простеньких вопросов и требовать немедленную свадьбу. Тогда было бы гораздо проще. Впрочем, если бы мы с Герой не прошли всё это вместе, смогли ли бы мы в самом деле полюбить друг друга? Очень сомневаюсь. Скорее всего, Гера так и не позволяла приблизиться к себе ближе, чем на метр, а досмотрщик наверняка подловил бы нас на какой-то ерунде, на которую я бы даже не обратил внимания, а потом просто отобрал бы все.
— Так когда нам ждать невесту? — дернул меня за рукав священнослужитель, в который раз привлекая к себе внимание. — Всё-таки, не могу слишком затягивать церемонию… Надо иметь уважение. Я уже старый человек…
Было видно, что Антвас с удовольствием спрятался бы где-нибудь в привычной ему грязной конуре, подальше от солнечного света. По тому, как он щурил свои водянистые глаза и потирал лысину, было видно, что при посторонних людях мужчина чувствует себя по меньшей мере некомфортно. Вероятно, он ожидал, что мы просто провалим эти четырнадцать испытаний, когда соглашался на проведение церемонии на улице.
Краем глаза я заметил, как поднялся со своего места Казимир, но притворился, будто даже не заметил его.
— Гертруда скоро будет, — твердо произнес я. — Надо немного подождать её. Несколько минут.
— Думаю, — вмешался Хогберг, — нам уже всем пора признать, что свадьба не состоится.
Он говорил нарочито громко, так, чтобы слышали все гости, и я видел, как побледнела фрау Маргрет.
— И почему же? — холодно поинтересовался я.
— Потому что я показал вашей невесте книгу, которую вы читали, герр Людвиг. О лживости истинных пар.
— Какую книгу? — недоуменно переспросил я.
— Которую вы читали. Где рассказывается о том, что истинная пара — это всего лишь влечение магии. И поддаваться ему означает навеки стать рабом собственного дара. Вероятно, Гертруде этого очень не хотелось, — он противно усмехнулся. — Потому девушка предпочла выпить зелье и уйти…
— Какое зелье? — ошеломленно переспросил я. — У меня не было такой книги. Весь мир понятия не имеет, что такое на самом деле истинная пара! Вы подсунули Гертруде фальшивку! И зелье, которое обязано просто убить её чувства!
— Я сделал добро, — улыбнулся Хогберг. — Я развеял дурман…
— Так что, — вновь вмешался священнослужитель. — Невеста не придет?!
— Придет, — донеслось тихое из другого конца сада.
Мы замерли, все трое, и медленно повернулись на её голос. Священнослужитель, кажется, закатил глаза от досады, Казимир застыл, не понимая, как такое вообще могло произойти, а я, не сдержавшись, расплылся в улыбке.
В самом конце сада, там, где следовало начинать путь невесте, стояла Гертруда. Она была воистину прекрасна, как я и ожидал, когда отдавал едва ли не все сбережения фрау Эдвине на платье. Нежно-голубой шелк подчеркивал тонкую талию и волнами струился книзу, расшитый крохотными драгоценными камешками верх сверкал на солнце, и Гертруда как будто вся была соткана из звезд. Её роскошные каштановые волосы при ярком естественном освещении вновь отливали алым, глаза — сверкали, лицо освещала радостная, искренняя улыбка.
Рядом с нею стояло кресло.
Один подлокотник оно задрало настолько высоко, насколько могло, чтобы Гере было удобно опираться о него рукой. Выглядело комично с вычищенной обивкой, починенными ножками и розой, примотанной ко второму подлокотнику лентой. Как будто настоящий маркграф фон Ройсс решил посетить свадьбу собственной дочери и теперь готовился вести её к алтарю.
И правда, Гера оперлась об один из подлокотников, позволяя вести себя вперед, и только сейчас я заметил, что на сидении кресла лежал крохотный пузырек с зельем и книжка — точно не та, которую я столько раз перечитывал в попытке выискать там хоть несколько слов о том, что же такое — эта истинная пара, почему столько людей пытаются найти её и терпят неудачу, а кто-то встречает на улице случайно.
И почему свою я встретил на костре инквизиции.
Гера подошла совсем близко. Теперь она стояла на расстоянии вытянутой руки, рядом, так, что я мог рассмотреть вышивку на её платье, сделанную, очевидно, заговоренными иголками фрау Эдвины. Но меня сейчас меньше всего на свете интересовало платье. Я думал только о Гертруде и о том, какое же она примет решение, наслушавшись глупостей в исполнении этого гадского Казимира.
