Кора рывком отстранилась от зеркала. Ее отражения смотрели пустыми стеклянными глазами абаасов, и в них угадывалась злоба. Мнимая передышка закончилась. Они собирались повторить круг наказаний.
«Я этого больше не выдержу. Не во второй раз!»
Ее разум был истошен и сломлен. Она скользнула на пол, закрыв лицо руками. Пусть делают, что хотят, даже поджаривают пятки и отдают на съедение − она не станет смотреть на их иллюзии.
Но затем случилось странное. Материальное тело, оставленное у кромки леса, вдруг позвало Кору. Она увидела «якорь». Знакомый и дорогой сердцу предмет, служащий маяком. Блеск серебра пробился сквозь липкую черноту, щекотно коснулся разума, и она кинулась к нему. Абаасы тянули лапы из зеркал − копии ее лиц искривились до неузнаваемости, − однако сила, влекшая Кору прочь, была сильнее.
Кто-то подхватил ее на руки. Дух Коры буквально вышвырнуло вперел, одновременно с этим удваивая чувство полета, пока не стало ясно, что ее уносит в общежитие. Наступила ночь. Всего лишь ночь, а не вечность, как ей неоднократно казалось. В это время каждый смотритель должен был быть на работе.
Кора просачивалась сквозь материальные преграды, пока не оказалась в родной комнате и не лишилась сознания.
52
… Они добрались до шауми. Большая ошибка. Они не должны были его найти, не должны были обагрять губы живостью несчастного духа города. Теперь все кончено. Мы не справились.
Кора попыталась заткнуть уши. Пусть перестанет нудить, еще слишком рано!
− Если бы мы знали, что так будет, то предложили бы затаиться. Скоро все живое начнет погибать. Они найдут источник, захватят его и будут набивать брюхо, точно бездонная прорва. Таковыми они и являются. Их желудки связаны с самим (невнятное слово)… Мне жаль.
Нет, Кора не хотела ничего слышать. Ей вспомнилось чудесное видение. Некто нес ее на руках, уводя прочь из страшного места, где не было времени, и пах он мятным одеколоном, а еще почему-то металлом. Было так уютно. Кошмары закончились, как только знакомые теплые ладони коснулись ее тела.
«Папа»
Он не ответил, лишь ускорил шаг, направляя ее дух к телу…
«Папа, постой. Не уходи»
Но как она не цеплялась за него, ее уже засасывало в водоворот. Две половинки сливались в единое целое, возвращая боль, наполнявшую каждую живую клетку. Потом были знакомые голоса:
− Она ведь поправится?
− Откуда мне знать, Гвидо, ее сердце почти не бьется!
− Кто-нибудь может принести воды?
− А если она умрет?!
Как же шумно. Пусть уж говорит та, что гостит в ее голове.
Грустные рысьи глаза слабо вспыхнули. Чечеккэ излучала волны сочувствия и сопереживания:
− Теперь их никто не остановит. Уходи, наша маленькая подруга. Беги, пока не стало слишком поздно. Ты свободна.
Бессилие вновь накрыло ватным куполом. Кора не сопротивлялась. Она хотела спать.
53
На пробуждение ушла большая часть сил. Она подняла свинцовые веки, несколько раз моргнула, пытаясь избавиться сухости. На языке образовался горький налет. Общее состояние было таким, словно Кору переехал грузовик с цементом, несколько мешков упали на нее сверху, рассыпались, застыли, образуя сковывающий панцирь, и теперь она едва могла шевелить конечностями.
Над кроватью, где она лежала, парил Гвидо в обличии ворона. Заметив, что она проснулась, защитник встрепенулся, расправил крылья и спикировал вниз.
− Ты жива!
− Я жива, − менее радостно подтвердила Кора. На ней была та же одежда, что и перед камланием. Символы на ладонях смазались, кожа казалась липкой. − Сколько я была без сознания?
Оказалось, несколько дней. Призраки пытались ее разбудить, но безрезультатно. Вымотанная бесконечными пытками, Кора закрылась, принявшись подпитывать истощенные ментальные ресурсы за счет общежития. Это было особенно ощутимо, когда несколько коридоров второго этажа съежились до кукольных размеров.
Она с трудом заставила себя вспомнить, как все было. Странный момент, будто бы кто-то знакомый возник перед ней и увел от абаасов, сменился вереницей кошмаров.
Потом.
Кора соберет этот пазл потом. Она с ужасом начала приходить в себя и понимать, что выпала из жизни на полнедели. Что там с работой? А с Лизой? Она и дня не могла провести, чтобы не позвонить с вопросами о предстоящей свадьбе… Как Кора объяснит свою пропажу?!
Рыжий дух топтал когтистыми лапками матрас, дожидаясь пока она заговорит. Наконец Кора выдавила:
− Прости меня. Я зря так злилась.
− Нет, ты была права, − глаза-бусинки увлажнились. − Я боюсь, что все изменится. Что останется прежним. И когда этот страх вырывается наружу, он ничем не отличается от ведра грязной воды, выплеснутой на голову. Поверь, я видел, как это выглядит. Даже принимал участие. Организовывал это. Некрасиво вышло… Хотя кого я обманываю, в тот раз было очень смешно! − Он хохотнул, но потом поник и запрыгнул к ней на колено. − Я задел тебя, потому что хотел, чтобы ты забыла прежнюю жизнь и стала одной из нас. Это было большой ошибкой.
− И все же мне не следовало тебя избегать. Если бы не носилась со своими обидами, может можно было что-то изменить. А теперь, похоже, все кончено.
− Ты это о чем?
− Тебя не удивляет, что остальные жильцы могут зайти в эту комнату?
Коготки резко сжались, царапая кожу ноги.
− Ты была ослаблена.
− Нет, Гвидо. С меня сняли должность смотрителя. Не верится, что я еще могу здесь оставаться и видеть вас.
− Ну, нет. Неправда. Да как… Они спятили? Они не имеют права, зачем давать надежду и сразу забирать ее?! Это даже для меня слишком гнусно!
− Абаасы, Гвидо. Они подобрались слишком близко. Копались в моей голове. Я не смогла изгнать их и не смогу защитить это место. Вас всех съедят, если не закрыть границы. Я уеду, и тогда они никогда не найдут вход в общежитие. Вы будете в безопасности.
− Ты серьезно, сдаешься? Нам надо бороться, дадим бой этим пожирателям духов! Я лично приму в этом участие, веришь?
− Верю.
Кора тоскливо провела пальцами по блестящим перьям на спине ворона.
− Но что теперь поделаешь? Это место больше мне не подчиняется. Надо предупредить обо всем друзей и как-то уговорить Лизу вернуться в Санкт-Петербург. Я буду продолжать поиски твоего прошлого, клянусь. Но ты должен пообещать, что не сделаешь глупостей и проследишь, чтобы остальные не возвращались на место своей гибели, хорошо? Гвидо, хорошо?
Он промолчал.
