Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
– Виктор Константинович начисто лишен вокальных данных. Чувство ритма у него есть, а голосовые связки слабые. Если Воловский запоет, то его никто не услышит.
– Наш прокурор участвовал в ваших фестивалях?
– Воловскому должность не позволяет присутствовать на неформальных мероприятиях. Он поэт-затворник. Тайный поэт. Я надеюсь, тебе не надо разъяснять, что о творчестве Воловского не должен узнать ни один человек на свете? Виктор Константинович очень болезненно воспримет огласку своего хобби.
– Плескать бензин в огонь – развлечение не по мне. У меня с Воловским в последнее время прохладные отношения, так что портить их до конца я не намерен.
– Андрей Николаевич, что за странное упоминание о твоих отношениях с прокурором? Если бы я не был уверен в твоей порядочности, я бы никогда не начал этот разговор.
– Евгений Викторович, я умею хранить чужие тайны. Какие бы у меня ни складывались отношения с Воловским, о его тайной жизни от меня никто не узнает. Будем считать, что ваш приятель поэт Октябрев – это один человек, а надзирающий за мной прокурор – другой.
– Посмотрим видео? – предложил Ковалик.
– Обязательно! Любительское видео – это зеркало нашей жизни.
Ковалик вставил в видеомагнитофон кассету, сел рядом со мной и стал комментировать происходящее.
Вначале оператор видеозаписи снял панораму летнего берега реки, палаточный лагерь, стоянку автотранспорта на поляне. Потом пошли отрывочные съемки участников бардовского фестиваля. Кроме Ковалика и Машковцова, которого я видел на фотографии, ни одного знакомого лица не промелькнуло. Все-таки барды – замкнутый круг, посторонних в свое общество не допускают.
– Фестиваль состоялся в августе прошлого года, – пояснил Евгений Викторович. – Участников и гостей было человек восемьдесят. Гости – все наши друзья, никого лишнего на фестивале не было.
– К чему такая секретность? – спросил я.
– Бардовский фестиваль – это праздник души. На празднике принято выпивать. Представь, какой-нибудь уважаемый человек напьется до бесчувствия, упадет у палатки, а тут посторонние болтуны ходят. Некрасиво получится, слухи разные поползут. А так, когда все свои, напился – и спи, пока не протрезвеешь. Друзья сунут под голову рюкзак, и отдыхай, смотри сладкие сны.
– Откуда на фестивале видеокамера? С первого кадра понятно, что аппаратура классная, не то что у нас в управлении.
– Видеокамеру мы позаимствовали в горкоме комсомола. Всего пленок с записью этого фестиваля три. Все хранятся в надежных руках… Вот это Машковцов.
– Я узнал его. Что за девушка с ним?
– Помолчи минутку, потом объясню.
На экране телевизора, одетый в свитер и джинсы, Машковцов устроился поудобнее с гитарой, перебросился парой фраз с публикой и запел. Ему подпевала миловидная девушка лет двадцати или чуть больше. Одета она была в легкий свитерок и потертые джинсы, на голове, наподобие венка, была закручена толстая коса.
– Блеклая у него подружка, – сказал я, когда Машковцов на экране уступил место другому исполнителю. – Кто такая?
– Представь, ты сел исполнять свою песню. К тебе подсаживается девушка и начинает подпевать. Душа твоя мироточит. Поверь, это сладостное чувство, когда кто-то знает твои песни. Это признание твоего таланта, это публичный успех. Потом ты идешь с этой девушкой по берегу реки, болтаешь с ней о том о сем, читаешь ей свои стихи, обнимаешь ее, целуешь, укладываешь спать в свою палатку. Занимаешься любовью. Утром трогательно прощаешься и через некоторое время чешешь в затылке: «С кем это я время на фестивале проводил?» У меня такое знакомство было. Через неделю спохватился, хотел позвонить фестивальной подружке и с удивлением обнаружил, что фамилии ее не знаю, где живет и чем занимается – понятия не имею, а телефон куда-то пропал. Девушку, что подпевала Машковцову, зовут Олеся. Скорее всего, это ее псевдоним. Мы, когда началась вся эта катавасия, стали наводить об Олесе справки, но ничего толком не выяснили. На фестиваль ее пригласил один мой друг. К сожалению, в январе он скончался от инфаркта.
– Она местная?
– Похоже, что из Новосибирска. Мой приятель в августе прошлого года жил там.
– Свободные у вас нравы, ничего не скажешь.
– Ты это про спиртное или про женщин? Если про водку, то зеленый змий – не всегда зло. Иногда он помогает достичь единения душ, скрепляет общие интересы. Это же здорово, Андрей Николаевич! Выпил на природе, блеснул своими новыми песнями, приятно провел время с красивой девочкой. Скажи, на кой черт тебе ее фамилия, если вам и так хорошо?
– Как Машковцов относился к спиртному?
– Как все – выпивал, но в меру. У нас есть любители заложить за воротник – до вечернего костра не доживают. Юра не такой. Я лично его ни разу пьяным не видел.
– Можно еще раз прокрутить выступление Машковцова? Я хочу запомнить их обоих.
После повторного просмотра избранных моментов фестиваля я спросил:
– Евгений Викторович, объясните мне, как вы, человек столь прогрессивных взглядов и свободных нравов, работали в райкоме партии? Замшелая контора, ретроград на ретрограде сидит и ретроградом погоняет. Все в пиджаках, лица скучные, глаза усталые, и тут вы, поклонник творчества запрещенного властями Шандрикова. Как-то в моем понятии одно с другим не вяжется.
– Зря ты так. В райкоме нормальная работа: хорошая зарплата, уважение в обществе, власть. Есть, конечно, свои издержки, но это все в привычных рамках. Ты говоришь не то, что думаешь, а тот, кто тебя слушает, – тому наплевать, какую ахинею ты несешь. Андрей Николаевич, ты запомни одно – в душу в райкоме никто ни к кому не лез. На людях ты должен быть пламенным коммунистом-ленинцем, а что у тебя за броней официоза скрыто – это твое личное дело. Хобби, разговоры с женой на кухне, воспитание детей – все это остается за кадром. В райкоме одна жизнь, в быту – другая. Главное, чтобы они не пересекались и не мешали друг другу.
– Мы живем в обществе тотальной мимикрии, – невесело заметил я. – Мы говорим не то, что думаем, а делаем не то, что хотелось бы сделать.
– Ты прав. Мы – ничтожные винтики в системе, от которых ничего не зависит. Мы плывем по течению, и куда нас вынесет, одному Богу известно.
– Евгений Викторович, до перестройки вы проводили бардовские фестивали?
– Собирались на природе под видом турслетов, бренчали на гитарах. Узнало бы начальство, какие песни мы распеваем у костра, – всех бы с работы вышибли. Бардовская песня – это свобода, а свобода и «застой» несовместимы.
– Еще вопрос. На фестиваль приезжают с подругами или среди бардов есть семейные пары?
– Перед Машковцовым пару видел? Они – муж с женой. Творческий дуэт. Она пишет стихи, он подбирает к ним музыку.
– Что сказать? – Я отодвинулся от стола, промокнул губы салфеткой, закурил. – С тайной жизнью прокуроров и адвокатов мне все понятно. Теперь перейдем к делу. Как я понимаю, у вас есть ко мне какое-то предложение?
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
