Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
Некоторое время спустя Линдси подошла ко мне и сказала:
– Я подумала, что могло бы быть в таблице моего полного уничтожения – секрет, который мог бы меня погубить.
– Какой?
– Тебе не скажу.
Я пытался успокоиться, но у меня стали развиваться странные физические симптомы. Я сделался странно неуклюжим, не раз падал с лестницы – или стукался о притолоки дверей. То я споткнусь, то уроню ложку, то неправильно рассчитаю расстояние и не смогу дотянуться до предмета, который хотел взять. То пролью воду на себя, то поперхнусь, когда пью. Мы с Линдси разговариваем, и вдруг я пропускаю ее слова, а она спрашивает: «Где ты сейчас был?» – а я был словно в ином мире, каком-то замороженном…
Однажды я пошел встречать Линдси после ее занятий шестовой акробатикой и вдруг почувствовал головокружение. Этот симптом был куда тревожнее, чем то, что я испытывал раньше. Нас обоих это напугало, особенно когда за этим последовала постепенная потеря чувствительности. Объяснений я мог найти сколько угодно: неправильное питание, отсутствие физических нагрузок, недостаток сна. На все у меня была куча оправданий: тарелка стояла на краю, ступеньки были скользкие. Я размышлял, что хуже: если это психосоматика или же врожденная болезнь. Я решил сходить к врачу, но в ближайшие недели записи не было.
Примерно через день, около полудня, я удаленно работал на дому. Говорил по телефону с офицером службы безопасности из компании Dell – и вдруг снова почувствовал сильное головокружение. Извинившись, я немедленно прервал звонок, с трудом выговаривая слова, а когда стал мучиться с трубкой, понял, что умираю.
Тем, кто пережил это чувство неизбежной обреченности, описания не нужны, а для тех, кто не пережил, нет правильных слов, чтобы это объяснить. Просто внезапно по тебе наносят удар и стирают все прочие чувства, все мысли, кроме беспомощной покорности. Жизнь моя кончалась. Я рухнул в рабочее кресло и потерял сознание.
В том же положении я вскоре пришел в себя. Часы на столе показывали чуть больше часа дня. Я выключился меньше чем на час, но чувствовал себя измученным. Казалось, я проснулся после начала времен.
В панике я потянулся за телефоном, но мои руки по-прежнему не слушались и хватали воздух. Один раз мне удалось его схватить, но затем я осознал, что не помню номер Линдси или помню цифры, но не помню их порядок.
У меня как-то получилось спуститься по лестнице, продумывая каждый шаг и хватаясь рукой за стену. В холодильнике я нашел сок и выпил весь до дна, держа коробку обеими руками, но все равно пролил много себе на подбородок. После я лег на пол, прижался щекой к прохладному линолеуму и заснул. В таком положении меня и застала Линдси. Оказывается, у меня случился приступ эпилепсии.
У моей мамы была эпилепсия, и какое-то время она была склонна к эпилептическим припадкам: пена изо рта, руки и ноги бьются, тело извивается до тех пор, пока не застынет в ужасной бессознательной оцепенелости. Не верится, что с самого начала я не связал свои симптомы с ее болезнью, хотя и она сама десятилетиями убеждала себя, что ее частые падения – это «неуклюжесть» и «нарушение координации». Ей не ставили диагноз лет до сорока, и после непродолжительного медикаментозного курса судороги прекратились. Обычно она рассказывала нам с сестрой, что эпилепсия не передается по наследству, и до сего дня я не знаю, сказал ли ей такое доктор или она сама пыталась успокоить нас, что мы не повторим ее судьбу.
Диагностических тестов по эпилепсии не существует. Клинический диагноз выносится, если было две или больше необъяснимых судорог – и все. У современной медицины подход к лечению эпилепсии феноменологический. Врачи не говорят об «эпилепсии», они обсуждают «судороги». Судороги обычно разделяются на два вида: локализованные и генерализованные, первые – это электрические вспышки в определенном отделе вашего мозга, которые не распространяются дальше; вторые – это электрические вспышки, которые создают цепную реакцию. Проще говоря, волна вспыхивающих синапсов катится по вашему мозгу, вызывая потерю моторных функций и в конечном итоге потерю сознания.
Эпилепсия – это такой странный синдром. Страдающие им чувствуют разные вещи в зависимости от того, в какой части мозга произошел изначальный обвал электрического каскада. Те, у кого это начинается в слуховом центре, известны тем, что слышат звук колокольчиков. Те, у кого поражен зрительный центр, видят темноту или искры. Если сбой произошел в более глубоких отделах мозга – как это произошло со мной, – болезнь вызывает сильное головокружение. Со временем я стал замечать сигналы и научился готовиться к приближающейся судороге. На популярном языке эпилепсии эти знаки называются «аурой», хотя ученые считают, что эта аура и есть сама судорога.
Я консультировался у всех специалистов по эпилепсии, каких только сумел отыскать. В работе с Dell лучшее – это медицинская страховка. Мне сделали томографию, МРТ, анализы. Тем временем Линдси, мой неутомимый ангел, перевозила меня на машине от одного врача к другому, продолжала искать любую известную информацию об этом синдроме. Она гуглила сайты и аллопатов, и гомеопатов, да так истово, что вся контекстная реклама, которая ей показывалась, была только о фармакотерапии при эпилепсии.
Я был уничтожен. Две великие институции в моей жизни предали меня: моя страна и Интернет. А теперь их примеру последовало и мое тело.
В моем мозгу произошло буквально короткое замыкание.
На кушетке
Поздней ночью 1 мая 2011 года я обнаружил на телефоне сообщение новостной рассылки: Усама бен Ладен был выслежен и схвачен в районе Абботтабада, Пакистан; убит командой «морских котиков» ВМС США.
Итак, всё уже в прошлом. Тот, кто спланировал нападения, побудившие меня пойти в армию, а оттуда в разведку, убит. Пациент на диализе застрелен в упор, окруженный своими многочисленными женами, в роскошном укрытии, находящемся неподалеку от дороги к крупнейшей военной академии Пакистана. Сайт за сайтом показывали карты с указанием места, где находится этот чертов Абботтабад, вперемешку с уличными сценами в американских городах, где люди вскидывали кулаки, били себя в грудь и неистово, до упаду кричали. Праздновал даже Нью-Йорк, чего почти никогда не бывало.
Я выключил телефон. У меня и в мыслях не было присоединиться ко всеобщему ликованию. Не поймите меня неправильно: я был рад, что мерзавец убит. Просто в тот момент у меня было задумчивое настроение: я чувствовал, что кольцо сжимается.
Десять лет. Вот сколько времени прошло с тех пор, как те два самолета врезались в башни-близнецы, – и чем мы на это ответили? Что реально было сделано за прошедшие десять лет? Я сидел на кушетке, которая переехала ко мне из кондоминиума матери, и пялился в окно на улицу, где сосед сигналил своим автомобилем, стоя на парковке. Я не мог избавиться от мысли, что потратил последнее десятилетие своей жизни зазря.
Эти десять лет были чередой американских трагедий: затяжная война в Афганистане, катастрофическая смена режима в Ираке, бессрочное содержание заключенных в Гуантанамо-Бэй, «чрезвычайные выдачи», пытки, целенаправленные убийства гражданских лиц – даже американцев – с помощью беспилотников. В самой стране – процесс трансформации в полицейское государство, создание шкалы рейтинга угроз (красный – крайняя опасность; оранжевый – высокая степень опасности; желтый – повышенный уровень) и постоянное урезание гражданских свобод – тех самых свобод, которые нас так призывали защищать. В совокупности эти изменения – о которых было даже страшно думать – казались совершенно необратимыми. А мы почему-то сигналим и мигаем фарами на парковках, торжествуя.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
