Лампа откинула Прайна назад в кресло.
Грэхем повернулся к прихожей.
Конни уже отпирала входную дверь.
Как только он последовал за ней, Прайн выстрелил ему в спину.
Страшный удар под правую лопатку, вспышка света, кровь заливала ковер вокруг него.
Он упал, повернулся на бок и в тот же миг увидел Айру Предуцки, выходившего из коридора, который вел на кухню.
Он плыл в море боли, которое становилось темнее с каждой минутой. Что же случилось?
Детектив закричал на Прайна и затем выстрелил в него — в целях самообороны. Один раз, в грудь.
Хозяин шоу упал возле журнального столика.
Боль. Только первые признаки боли.
Грэхем закрыл глаза. Подумал, правильно ли он делает. Он помнил: если уснешь, то умрешь. Или это было верно только при тяжелых ранениях? Он открыл глаза, чтобы удостовериться: он жив.
Конни вытирала пот у него с лица.
Стоя на коленях возле него, Предуцки сказал:
— Я вызвал «скорую».
Прошло какое-то время. Ему казалось, что он постепенно исчез в середине разговора и появился в середине другого.
Он закрыл глаза.
Снова открыл их.
— Теория судмедэксперта, — сказал Предуцки. — Сначала она казалась неправдоподобной. Но чем больше я думал об этом...
— Я хочу пить, — сказал Грэхем. Он хрипел.
— Пить? Еще бы, — сказал Предуцки.
— Дайте мне... воды.
— Может быть, тебе не следует этого делать, — сказала Конни. — Подождем «скорую помощь».
Комната кружилась. Он улыбнулся. Он кружился по комнате, как на карусели.
— Я не должен был приходить сюда один, — подавленно сказал Предуцки. — Но вы видите, почему я подумал, что должен так поступить? Боллинджер был полицейским. Второй половиной Мясника тоже мог быть полицейский. Кому я мог доверять? Действительно, кому?
Грэхем облизнул губы и промолвил:
— Прайн мертв?
— Боюсь, что нет, — ответил Предуцки.
— А я?
— А что ты?
— Убит?
— Ты будешь жить.
— Уверен?
— Пуля не повредила позвоночник. Не задела жизненно важные органы. Я держу пари.
— Уверен?
— Я уверена, — сказала Конни.
Грэхем закрыл глаза.
Эпилог Воскресенье
Айра Предуцки стоял спиной к госпитальному окну. Низкое вечернее солнце обрамляло его мягким золотым светом.
— Прайн говорит, что они хотели начать расовые войны, религиозные, экономические...
Грэхем лежал на боку в кровати, подушки поддерживали его. Он говорил немного медленно из-за раны, причинявшей ему боль.
— Итак, они стремились добиться власти впоследствии.
— Именно об этом он и говорит.
Конни, сидевшая на стуле около кровати Грэхема, сказала:
— Но ведь это безумие. Разве кучка психопатов Чарльза Мэнсона не убивала людей по тем же самым причинам?
— Я упомянул о Мэнсоне, — сказал Предуцки. — Но Прайн говорит мне, что он — ничтожный человечишка, мразь, шпана.
— А Прайн, надо полагать, сверхчеловек.
Предуцки печально покачал головой:
— Бедный Ницше. Он был одним из самых блестящих философов, когда-либо живших — и к тому же неправильно истолкованных.
Он нагнулся и понюхал букет цветов, которые стояли на столике у окна. Когда он снова посмотрел вверх, то промолвил:
— Извините меня за вопрос. Это не мое дело. Я знаю. Но я любопытный человек. Один из моих недостатков. Но... когда же свадьба?
— Свадьба? — переспросила Конни.
Смутившись, Грэхем произнес:
— Как же вы могли узнать? Мы говорили об этом только сегодня утром. Между собой, и были только вдвоем.
— Я же детектив, — пояснил Предуцки. — Я собрал кое-какие улики.
— Например? — спросила Конни.
— Например, манера, как вы смотрите друг на друга сегодня.
Наслаждаясь тем, что он может поделиться новостью, Грэхем вымолвил:
— Мы собираемся пожениться через несколько недель после того, как я выйду из госпиталя и снова наберусь сил.
— Которые ему понадобятся, — добавила Конни, озорно улыбнувшись.
Предуцки обошел вокруг кровати, посмотрел на Грэхема:
— Каждый раз, когда я думаю обо всем, что произошло в ночь с пятницы на субботу, я удивляюсь, как вы оба смогли выбраться живыми из этой истории.
— Это было нетрудно, — сказала Конни.
— Нетрудно? — переспросил Предуцки.
— Нет, правда. Не так ли, Ник?
Грэхем улыбнулся и почувствовал себя совсем хорошо:
— Совсем нетрудно, Нора.
