Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
Железная койка, изгвазданный матрас, весь в следах блевотины и менструальной крови. Анне пришлось заставить себя опуститься на него, но она решила считать добрым знаком то обстоятельство, что ей не выдали простыни и одеяло. Быть может, зададут несколько вопросов и отпустят, еще до вечера. Наступил рассвет, ее первый рассвет в тюрьме. Она прислушивалась к утренним звукам, ловила каждый шорох; руки сложены на коленях, спина прямая, разве что чуть сутулится. Часы у нее забрали, но она прикинула, что сейчас, верно, около семи. Дверь камеры открылась. Надзирательница притащила жестяной поднос, поставила на металлическую тумбочку рядом с койкой. Вышла, не удостоив Анну ни единого слова. Ключ повернулся в замке. Тяжелые шаги удалились по коридору.
Снова оставшись в одиночестве, Анна посмотрела на поднос. Миска с маисовой кашей. Ложку, похоже, не мыли давным-давно, и этим прибором регулярно пользовались другие заключенные. Анна преодолела отвращение, зачерпнула кашу, поднесла ко рту, но попробовать не успела: к горлу подкатила тошнота. Приступ быстро миновал, но закружилась голова, все тело пробрало ознобом. Она уронила ложку в кашу и отодвинула миску подальше.
Также на подносе стояла кружка с кофе. Напиток успел остыть, но Анна, ища утешения, сжала кружку в ладонях. Пригубила. Ни вкуса, ни запаха. Какое уж тут утешение…
Третьим предметом на подносе оказалась краюха бурого хлеба. Анна отломила кусок, сунула в рот, попробовала проглотить. Кусок застрял, твердый, как камень. Прошлым вечером на Флауэр-стрит она жаловалась, что по такой жаре есть не хочется. И собиралась встать пораньше, затемно, чтобы приготовить яичницу…
Какое-то время спустя — возможно, через час — молчаливая надзирательница вернулась. Она принесла кувшин с водой, накрытый крышкой. Встала, дожидаясь, пока Анна уберет поднос с тумбочки. В другой руке у нее было пустое ведро, которое она поставила под койку.
— Я должна этим пользоваться? — спросила Анна, нисколько не воинственно, просто желая выяснить тюремные правила.
Надзирательница указала на поднос.
— Есть не хотите?
Забрала поднос, прежде чем Анна успела ответить.
— Можно мне мою сумку? — попросила Анна. — И мои часы?
Дверь захлопнулась. Проскрежетал ключ в замке. Анна опять осталась одна. Руки возвратились на колени. Она стала разглядывать трещину в стене камеры. Та шла от самого пола ломаной линией и поднималась на четыре фута. Дальше от нее расходились другие трещины, разбегаясь широко в стороны. Узор трещин напоминал устье какой-то большой реки. Анна достала из кармана носовой платок, окунула кончик в кувшин с водой. Прикоснулась влажной тканью сперва к одному веку, затем к другому. Не плакать, не плакать, твердила она себе. Господи боже, пусть эта вода заменит собой слезы.
Время от времени заслонка на смотровом отверстии в двери отодвигалась. Анна неизменно поднимала голову на звук: пусть видят, что ей нечего скрывать, что на ее лице нет и следа недовольства. Интересно, приходят ли тюремщики посмотреть на нее по расписанию? Она начала считать. Если судить по духоте и жаре в камере и по положению солнечного пятна на стене, был полдень, когда дверь снова распахнулась.
Другая надзирательница.
— Kom[33].
— Куда?
— Снимать отпечатки пальцев.
Коридор привел в комнату, всю обстановку которой составляли стол и два стула. Новая надзирательница взяла Анну за дрожащую руку, распрямила ей пальцы, приложила те к подушечке с черными чернилами. Потом поднесла пальцы к листу бумаги, надавила. Анна увидела разводы, завихрения, пятна, будто обезьяне вздумалось порисовать. Трудно было поверить, что это ее собственные отпечатки.
Ей позволили вымыть руки, но, сколько ни старалась, она так и не смогла убрать черноту из-под ногтей.
Когда она вышла в коридор, там обнаружилась африканка в тюремной одежде: стоя на коленях, та терла щеткой пол, а вокруг нее разлилась целая лужа мыльной воды. За работой африканка пела гимн, голос у нее был твердый и громкий. Завидев Анну, женщина сразу перестала петь. Села на корточки и стала ждать, пока Анна пройдет мимо. Анна посмотрела ей в лицо, прошла дальше, бросила взгляд через плечо: женщина вновь опустилась на колени. Ступни босых ног были землисто-серыми и выглядели отвердевшими, ороговевшими, как копыта. Гимн звучал вслед Анне до самой камеры.
Господь, податель хлеба,Нам милость даровал,Простер над нами небо,Цветами путь устлал.
Когда начало смеркаться, в камеру бросили два одеяла, а еще принесли сумку Анны. Она позаботилась положить зубную щетку и расческу, но совсем забыла про зеркало. Анна сама не понимала, почему ей так важно увидеть собственное лицо.
— У вас случайно нет зеркальца в кармане? — спросила она надзирательницу. — Если есть, не одолжите на минутку?
— Я что, похожа на королеву красоты? — Женщина в форме расхохоталась своей шутке. — Пользоваться зеркалами запрещено. Заключенные могут пораниться, понятно? Ложитесь и спите.
Чуть раньше появился другой поднос, с едой — на сей раз это была миска похлебки. Анна помешала похлебку ложкой, ни на что особо не рассчитывая, растормошив капустные листья, корнеплоды и нечто, напоминавшее маленькие кусочки мяса. На поверхности похлебки плавали пузыри жира; стоило поднести ложку ко рту, утренняя история повторилась, и Анна испугалась, что сейчас ее точно вырвет. На ужин полагалась кружка холодного кофе и ломоть хлеба. Анна пожалела, что позволила унести хлеб, не оставив ничего про запас. Она была настолько голодна, что желудок, казалось, съежился внутри тела, обнажив некую пустоту над пупком.
— Вы мне не поможете? — спросила она надзирательницу. — Я не смогла поесть раньше, меня тошнило. Не принесете хлеба?
Женщина в форме помешкала.
— Посмотрим, — неопределенно ответила она.
Вышла, заперла дверь, погремела связкой ключей. Застав Анну врасплох, под потолком замерцала электрическая лампочка. В ее свете Анна сидела неподвижно и ждала.
Не вернется, говорила она себе. Но некоторое время спустя надзирательница все-таки вернулась — с куском хлеба и ломтиком маргарина на тарелке.
— Нож я вам не дам, — сказала она. — Управляйтесь без ножа, как придется.
Анна взяла тарелку.
— Большое спасибо.
Надзирательница достала из кармана яблоко.
— Никому не говорите.
Она положила яблоко на металлическую тумбочку.
— Вы не знаете, что со мной будет? — отважилась спросить Анна. — И где сейчас мой муж?
— Хорошего помаленьку. — Надзирательница погрозила пальцем.
— Мне нужно написать письмо. И переделать кучу дел. Я работаю в миссии, в Элиме, на Флауэр-стрит. У меня есть обязанности, которые никто не отменял. Мне надо дать поручения, иначе ничего сделано не будет.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
