— Себя, — вздохнула Риэль.
— За то, что слаб. За то, что позволил лишить себя силы и не защитил то, что должен был.
— Нет, не может. Его прекрасные волосы более не коснутся ее благодати, — печально ответила агернийка.
Бродик задумчиво поглядел на горевший камин. Пламя колыхнулось, словно от внезапного порыва ветра, и мужчина нахмурился. Алред Тиган утратил свою силу и люто ненавидел каждого, кто был виновен в этом. В том, что агерниец жаждал мести, глупо было сомневаться. Как и верить в то, что совершенный на родственной крови обряд был простой клятвой любви. Спящая рядом с ним девушка простодушно верила в своего брата. Иногда мы становимся слепы благодаря нашим чувствам. А иногда добровольно пребываем в плену самообмана.
ГЛАВА 31
Дождь застал их на середине пути. Он глухо шумел, хлынув на тревожный демонтинский лес, сбегал мутными цветными потоками под ноги лошадей, словно желал смыть следы путников. Еще несколько часов езды, и дорожная грязь сменилась мелкими камешками, позволяя животным ступать увереннее. Их небольшая группа остановилась у самых гор, на которых, соединенный с этим миром подвесным мостом, и находился Гаранфил — укрытая белесым туманом крепость, высеченная прямо в скалах.
Высокие кованые ворота поблескивали чеканным гербом Эллгаров. Вид этого герба заставил леди сжать губы в тонкую линию и гордо сбросить капюшон своей вымокшей накидки. Айла глядела на свою тюрьму и была в такой ярости, что дрожала всем телом. Она не смогла подкупить стражу и прекрасно понимала, что не увернулась бы от смертельного оружия, которое было направлено на нее на протяжении всего пути.
Леди Броган вынуждена была признать, что вскоре она останется в замке-крепости, который служил местом ссылки для многих в Грахеймне. Все же, несмотря на унижение, ей удалось сохранить свою жизнь. Но у нее впереди будет очень много времени, и Фелан Тригви еще пожалеет, что осмелился кинуть вызов Айле Броган, хозяйке земель Раегдана!
Фелан направил своего коня вперед, вставая во главе группы. Ворота уже открылись, и стражи вышли им навстречу. Дракон кинул мрачный взгляд на свою молчаливую сестру. Сейчас он выиграл. Ему удалось убрать Айлу с пути, осталось переговорить с мальчишками. И пусть этот разговор будет тяжелым, они должны понять, что все действия его были направлены лишь на их благо. Все, что он сделал, он делал ради их будущего.
Ни Айла, ни Фелан не проронили ни слова. Она направила свою лошадь через мост надо рвом, заполненным бурлящей, быстро текущей по камням рекой. Затем оглянулась в последний раз на брата. Ее глаза вспыхнули и угасли. Всякий входящий в Гаранфил утратит свою силу. Установленный щит поглотит любую магию, оставляя его обитателей простыми смертными.
Дождь все усиливался, теперь он лил сплошной стеной. Накидка леди Броган промокла насквозь. Она приблизилась к стражам замка, и ворота за нею закрылись. Тригви обтер мокрое лицо рукавом. Затем, кивнув сопровождавшим его людям, попрощался и велел возвращаться в замок. Сам же, мгновенно обращаясь, черной стрелой взмыл в грозовое небо, озарившееся вспышкой молнии. Где-то высоко громыхнуло, и ливень зашумел с новой силой.
Файона глядела, как дождь стекал извилистыми прозрачными дорожками по окну в кабинете ректора. Она вяло перевела взгляд на Саргона, и мужчине пришлось второй раз повторить свой вопрос, поскольку ученица явно его не расслышала.
— Так вам не удалось увидеть его лица?
— К сожалению, нет. — Ведьма покачала головой, чувствуя, как она вновь закружилась.
Девушка вздрогнула, словно от порыва ветра. Мастер Прек, видя, что ученица зябко повела плечами, снял свою куртку и укрыл ею Файону.
— Чем я могу помочь? — Мужчина сверкнул прекрасными глазами, глядя на ректора.
— Это молодой мужчина, агерниец — по говору и по знакам, которые я разглядела у него на запястье, — пояснила Файона вместо Саргона. — Я запомнила узор и смогу зарисовать его.
Вардван положил на край стола листок бумаги и пододвинул девушке чернильницу. Файона взяла перо и дрожащей рукой принялась рисовать.
— Этот человек говорил с кем-то о принце Эллгаре, — продолжала ведьма.
— Что именно он говорил? — спросил Хью.
Он открыл окно, и в кабинет ворвался сырой поток свежего воздуха, заставляя трепетать листок на столе.
— Агерниец говорил о служанке из дворца. — Файона благодарно посмотрела на мага.
Свежесть облегчила головную боль и позволила мыслить яснее. Эверет кивнул, прислоняясь к подоконнику. Он чувствовал, что рубашка мокла от дождя, но упрямо слушал ученицу.
— Он называл имена? — продолжал расспрашивать Хью.
— Ту женщину звали Ханна. — Девушка отодвинула от себя листок, на котором расцвели замысловатые завитки и иероглифы.
— Ханна… — Эверет пожевал обветренную губу и тихо чертыхнулся. — Ты хорошо постаралась! Сейчас можешь идти к себе. Стоит хорошенько отдохнуть.
Файона облегченно кивнула, уже давно желая скрыться от посторонних глаз и забраться под одеяло в своей комнате. Хватит с нее на сегодня. Она устала как никогда. Стоило ей подняться и покинуть кабинет, как Хью повернулся к ректору:
— Он изучал мальчишку Эллгара. Это планировалось, и планировалось давно. Изучал привычки, изучал привязанности. Этот человек знал, что Ирс по-своему любил женщину-немерийку, прислуживающую в замке. Она была для него близким человеком, заботилась о хозяине, которому всегда не хватало тепла. Затем неизвестный воспользовался тем, что жену охотника звали так же. Нужно было лишь, чтобы наследник короны услышал, что Ханна попала в беду, и мальчишка сам вызвался участвовать в покушении на себя.
— Я запретил ученикам выход с территории замка. До тех пор, пока все не разрешится, — сухо проговорил Саргон.
— Полагаю, все только начинается, Элазар, — мрачно отозвался Хью.
Прек наклонился к столу и поднял рисунок, задумчиво рассматривая его. Затем взял перо и дорисовал один небольшой завиток.
— Каждый подобный рисунок у агернийцев — это целая история, — неспешно проговорил мастер, — целое событие. По ним, даже не зная человека, можно умеючи прочитать его, как книгу.
— И что же ты читаешь здесь? — Вардван нервно отобрал рисунок у товарища, вглядываясь в непонятные символы.
— Я вижу здесь обещание. — Прек склонил голову набок. — Клятву в вечной верности.
— Кому же? — нетерпеливо спросил проректор.
— Своему роду. Обычно подобные рисунки встречаются у воинов рода Агерн. У смертников. Это и прощание, и обещание. Это песня верности. Здесь же есть некоторая особенность, поскольку данная рука не принадлежит простому солдату.
— Почему ты так решил?
— Верхняя часть рисунка плавно переходит вот в этот знак. — Прек провел пальцем по изогнутой дуге, на которой словно расцветал некий цветок.
