Книга Одна судьба на двоих - Ольга Покровская

Всё происходило как в замедленной съёмке. Я осела на землю, хватая ртом воздух как рыба, вытащенная из воды. Это какой-то морок, мираж. Сейчас я проснусь в своей спальне с колотящимся сердцем и расползающейся по грудной клетке болью, думала я.

Звуки доносились до меня словно сквозь вату. Я слышала отрывистое дыхание Пита, слышала хрип человека, которого он повалил, – я не могла даже про себя назвать его Гришей. А потом услышала свой пронзительный крик:

– Отпусти его!

Наверное, я закричала, но поняла это только по тому, как мгновенно засаднило горло. Пит обернулся ко мне, и я увидела, как шевелятся его губы, и напрягла слух, стараясь понять, что он хочет мне сказать:

– Мисс Рада, отойдите от него. Он может быть опасен. Я шёл за вами и видел, как он выскочил.

– Нет, нет, – пыталась возразить я. – Нет, отпусти его. Это… Я знаю его, это мой…

– Вы знакомы?

Я так и не договорила, не зная, что сказать. Мой друг, мой брат, мой жених. Мой призрак? Человек, которого я много лет считала погибшим? Но вот он – живой, лежит на чёрном, влажном от дождя тротуаре и тяжело дышит.

– Мисс Рада… – снова начал Пит.

Но я сумела побороть ступор, подалась вперёд, наклонилась и шепнула:

– Это ты? Скажи мне, что это ты!

– Рада, это я, – отозвался он.

– Отпусти его, – на этот раз совершенно спокойно, даже несколько властно попросила я своего охранника. Пит покосился на меня с сомнением, но тем не менее разжал руки. Гриша, тяжело дыша, приподнялся и сел на асфальте.

– Ты… ты в порядке? – спросила я.

Мне всё ещё трудно было с ним говорить, слишком много времени прошло, слишком много слёз было выплакано. Но сейчас больше всего меня беспокоило: не сделал ли Пит ему больно, не поранил ли.

– Все хорошо, – пробормотал он.

– Ну вставай же, вставай! – Я поднялась и протянула ему руку. – Пойдём скорее. Я живу здесь, – я махнула рукой на ограду, за которой возвышался огромный небоскрёб.

Конечно, раз Гриша появился здесь, знал это и без меня.

Удивительно, но первым делом я подумала о том, что наконец-то у нас есть место, где нам никто не помешает. Куда не ворвётся Инга, не нагрянут чужие, посторонние люди. Мы войдём в мою квартиру, закроем за собой дверь и останемся одни. И никто, ни один человек в мире нас не потревожит.

Гриша сжал мои пальцы и, не выпуская руки, легко вскочил с земли.

– Пойдём же, – я ухватила его за запястье и повела к дому, предоставив Питу разбираться с машиной.

Только когда мы вошли в ярко освещённое фойе, я заметила, что Гриша одет в морскую форму – тёмно-синие брюки, чуть более яркий мундир. Форма была мне, выросшей в приморском городе, конечно, знакома. Но на Грише она казалась чужой. Гриша не был морским человеком – как мой отец, как дед. Его стихией был лес, деревья, травы, цветы, животные. И теперь вдруг эта форма… Почему?

Наверное, я всё же немного сошла с ума в тот момент. Мой мозг продолжал задаваться незначительными вопросами, игнорируя главное – неужели он действительно жив?

Я кивнула консьержу и повела Гришу к лифту. Он оторопело оглядывал холл, задерживался взглядом на вмонтированных в стены огромных аквариумах, где скользили за стеклом разноцветные рыбы. Мы прошли холл насквозь, вышли на тёмную площадку к лифту. Через пару секунд над нашими головами автоматически вспыхнул свет, и Гриша слегка вздрогнул. Я вспомнила, как сама впервые оказалась в гостинице – ещё в Хабаровске, и какой роскошной она тогда мне показалась. Сейчас же мне хотелось сказать Грише: «Не обращай внимания, это все чушь, мишура».

Я вдруг осознала, что не могу держаться с ним естественно, как раньше. Слишком многое изменилось с тех пор.

Мы вышли из лифта и остановились перед дверью.

– А где другие квартиры? – спросил почему-то Гриша. – Или это общая дверь?

– Это дверь в мою квартиру, – улыбнулась я. – Других жильцов здесь нет, она занимает весь этаж.

Он ничего мне не ответил. Боже, почему мы, не видевшиеся столько времени, разговаривали о такой чепухе?

Внутри было сумрачно, жалюзи я не опускала, и свет от реклам и вывесок никогда не спящего Лос-Анджелеса проникал в окна, смягчая тени, делая их глубокими и таинственными. Мне сразу как-то стало проще, чем на ярком электрическом свете, удвоенном зеркалами.

– Проходи, – позвала я. – Не разувайся, ну что ты. Хочешь пить? Или, может, перекусить чего-нибудь? У меня вряд ли много чего найдется в холодильнике, но можно заказать…

– Рада, подожди, – негромко попросил он.

Я тут же осеклась. Сердце в груди тревожно сжалось. Мне вдруг показалось, что Гриша сейчас скажет мне, что всё это не по-настоящему, что на самом деле он мёртв и его каким-то чудом просто отпустили ко мне повидаться. Но он лишь взял меня за руку, притянул к себе поближе и прошептал:

– Постой минутку спокойно, дай мне посмотреть на тебя.

Я замерла, чувствуя, как по мне движется его взгляд. Он протянул руки и провёл ладонями вдоль моего тела, сверху вниз, почти не прикасаясь… У меня сбилось дыхание, что-то закололо в груди. Наконец я шагнула вперёд и обвила руками его шею. Обняла изо всех сил, припала, втягивая его родной любимый запах. Вжималась в него всем телом, как когда-то раньше, словно пытаясь раствориться в нём, стать с ним единым целым. Он крепко притиснул меня к себе, и я почувствовала, как его горячие губы коснулись моей кожи под ухом, скользнули вниз по шее, снова поднялись выше, к виску. Это даже нельзя было назвать поцелуями, мы просто впитывали друг друга. Из глаз моих лились слёзы, но я поняла это, только ощутив солёный привкус на его губах. В груди у меня как будто что-то лопнуло, и я пробормотала:

– Гриша… Гриша, милый мой, родной, ты жив… Ведь я думала, что тебя нет больше. А ты жив… Господи, спасибо, спасибо тебе, что ты жив!

А он прохрипел куда-то мне в волосы:

– Я тебя нашёл. Я тебя всё-таки нашёл!

Мы не могли оторваться друг от друга. В этом нашем слиянии не было похоти, мы просто хотели стать одним целым отныне и навсегда; не расставаться уже никогда, чтобы никакая сила не могла разлучить нас.