– Карта приведет тебя в Каппадокию, прямо к византийцам, – продолжал Тарик. – Расправься с ними… если сможешь.
Голос Эцио тоже понизился до шепота.
– Ты действовал правильно, Тарик. Прости меня.
– Никто не виноват, – повторил капитан.
Каждое слово давалось ему с изрядным трудом, но он знал, что должен произнести их все, поскольку эти слова станут последними.
– Защити мою родину. Allah ashkina![61] Верни достоинство, что мы потеряли.
Эцио обвил руку Тарика вокруг своего плеча, поднял его на стол, после чего сорвал шарф и торопливо перевязал рану в боку.
Но было уже слишком поздно.
– Requiescat in pace, – с грустью произнес ассасин.
Снаружи доносились крики. Его преследователи неумолимо приближались. Времени сокрушаться о допущенной ошибке у Эцио не было. Он поспешно сбросил с себя мундир янычара, оставшись в простом сером камзоле и облегающих штанах. Здание штаба находилась невдалеке от внешней стены. Крюк-клинок поможет ему влезть на стену.
Пора было уходить отсюда.
49
Эцио заскочил в бюро ассасинов, чтобы переодеться, после чего с тяжелым сердцем вернулся во дворец Топкапы. Стражникам наверняка было приказано его пропустить, поскольку никто даже не попытался его остановить. Его провели в небольшую комнату, служившую чем-то вроде передней другому помещению. Через несколько минут туда вошел Сулейман. Юный принц был удивлен, увидев Эцио так скоро, и не скрывал своего волнения.
Предвосхищая вопрос, который Эцио прочитал в глазах принца, он сказал:
– Увы, Сулейман, Тарик не был предателем. Он тоже выслеживал византийцев.
– Что? – Лицо принца исказилось гримасой. – Значит, вы…
Эцио мрачно кивнул.
Сулейман тяжело опустился на стул. Новость повергла его в отчаяние.
– Боже, прости меня, – тихо сказал он. – Я не имел права так торопиться с суждениями.
– Принц, Тарик до конца был верен вашему деду. Благодаря предпринятым им усилиям мы сможем спасти ваш город.
Эцио вкратце пересказал ему подслушанный диалог, а также разговоры янычар, затем показал карту, отданную капитаном.
– Бедный Тарик, – прошептал Сулейман. – Напрасно он так скрытничал. Какими ужасными средствами порой приходится делать добрые дела.
– Ружья отправились в Каппадокию. Мы должны действовать незамедлительно. Вы сможете устроить мне поездку туда?
Вопрос заставил Сулеймана очнуться из раздумий.
– Что? Поездку туда? Конечно. Я распоряжусь насчет корабля. Он доставит вас в Мерсин. Оттуда продолжите путь по суше.
Их разговор прервало появление Ахмета. К счастью, принц еще издали стал звать Сулеймана, и его приход не застал обоих врасплох. Эцио торопливо отошел в дальний конец комнаты, чтобы вызывать меньше подозрений.
Войдя, Ахмет сразу же заговорил о том, что его беспокоило.
– Сулейман, меня выставили в дурацком свете! Получается, я чуть ли не предатель! Ты помнишь Тарика, капитана янычар?
– Это человек, с которым ты не ладил?
Чувствовалось, Ахмет не на шутку рассержен.
– Сегодня Тарика убили. Не секрет, что мы с ним часто ссорились. Теперь янычары наверняка обвинят в его убийстве меня.
– Дядя, какая ужасная новость.
– Хуже не бывает. И когда она достигнет ушей моего отца, он вытряхнет меня из города!
Сулейман не удержался и беспокойно поглядел на Эцио. Ахмет это заметил. Его поведение сразу же стало сдержаннее.
– Прости меня, племянник. Я не знал, что у тебя гость.
– Это… Марчелло, – быстро нашелся Сулейман. – Один из моих европейских советников в Кефе.
– Buona sera[62], – сказал Эцио, низко поклонившись.
– Марчелло, у меня с племянником конфиденциальный разговор, – довольно резко произнес Ахмет.
– Понимаю. Не смею вам мешать.
Эцио снова поклонился и попятился к двери, успев переглянуться с Сулейманом. Только бы юный принц сумел подтвердить обещанное. Надо отдать Сулейману должное: в столь юном возрасте он умел быстро приспосабливаться к изменившимся обстоятельствам.
– Мои распоряжения вам известны, – сухим официальным тоном сказал ему Сулейман. – Как я уже говорил, когда вы подготовитесь к отъезду, корабль будет вас ждать.
– Grazie, mio principe[63], – ответил Эцио.
Выйдя, он не торопился покидать дворец. Ему хотелось услышать окончание разговора между дядей и племянником. Но услышанное не принесло облегчения. Эцио понял: его беды отнюдь не остались позади.
– Дядя, мы обязательно найдем убийцу капитана, – говорил Сулейман. – Будь терпелив.
Эцио задумался. Неужели все так серьезно и мрачно? Но ведь он недостаточно хорошо знал Сулеймана. Разве Юсуф не предупреждал его, говоря, что соваться в политику Османской империи опасно?
Ассасин покидал дворец в еще более мрачном состоянии. Было только одно место, где он мог бы вздохнуть спокойно и собраться с мыслями.
50
Мой вождь и я на этот путь незримыйСтупили, чтоб вернуться в ясный свет,И двигались все вверх, неутомимы,Он – впереди, а я ему вослед,Пока моих очей не озарилаКраса небес в зияющий просвет;И здесь мы вышли вновь узреть светила[64].
Несколько дней назад София посоветовала ему перечитать «Божественную комедию». Эцио начал с «Ада». Это произведение он читал очень давно, еще в школе. Тогда Данте не произвел на него особого впечатления, поскольку юного Аудиторе занимало совсем другое. Но сейчас строки «Божественной комедии» показались ему откровением. Прочитав завершающую песнь «Ада», Эцио отложил книгу и удовлетворенно вздохнул. Потом взглянул на Софию. Та была поглощена работой. Со своими неизменными очками на носу, она смотрела то на карту, то в одну из толстых книг, служивших ей источниками сведений, то в записную книжку, где делала пометки. Эцио не решался прервать ее работу и снова взялся за Данте. Может, пора перейти от «Ада» к «Чистилищу»?
В этот момент София подняла голову.
– Наслаждаетесь поэмой? – улыбаясь, спросила она.
Эцио тоже улыбнулся, потом отложил книгу и встал.
– А кем были люди, обреченные на адские муки?
