Книга Длинная тень греха - Галина Владимировна Романова

Половину ночи проведя без сна, Олеся вдруг пришла к выводу, что этот непонятный звонок не что иное, как глупый розыгрыш Дэна. Потеряв надежду убедить ее в своих сыскных способностях и сильно на нее за это обидевшись, друг не нашел ничего лучшего, как подшутить таким вот иезуитским способом.

— Конечно, это он! — проговорила Олеся громко в половине третьего, адресуя свою догадку гулкой ночной тишине. — Кому еще это надо?!

Она, конечно, могла бы сомневаться в справедливости своего обвинения, не зарекомендуй себя Дэн мастером на всякого рода розыгрыши. Причем многие из них носили просто садистский характер.

Своей девушке, к примеру, с которой Дэн встречался рекордно долгое для него время — аж целых два месяца, он однажды в порыве великих чувств подложил в постель живую мышь. Девушка, понятное дело, подняла визг на всю общагу. Дэна выставила, и с той поры ближе, чем на десять метров, к себе не подпускала.

А Дэн что? Он недоумевал какое-то время, а потом забыл. С попытками возобновить отношения с этой девушкой он завязал. Но вот с розыгрышами у него завязать все никак не получалось.

Минувшим вечером, видимо, произошел как раз подобный случай.

Успокоившись, Олеся застелила диван, уснула и проспала почти до десяти часов утра. Подняла голову от подушки, будто от толчка, глянула на часы и тут же, вскочив, заметалась по квартире.

Автобус в «Солнечные ключи» отходил в одиннадцать десять. Она вчера звонила из своей приемной на автовокзал и узнавала. Добираться до этого самого автовокзала нужно было на другой конец города. По времени вроде бы и немного, не случись пробок, трамвайных задержек и всяких непредвиденных ситуаций. Как, к примеру, звонок Хальченкова, которому вдруг непременно захотелось с ней переговорить по очень важному делу.

— Я сейчас не могу, Виктор Георгиевич! — взмолилась Олеся, когда тот вознамерился подъехать к ней сию же минуту. — У меня дела… Личного характера, да! Отложить? Никак не могу, да!..

И хотя Хальченков — было заметно по его голосу — сильно обиделся, менять своего решения она не стала.

Не говорить же ему, что собирается навестить Дугова! Виктор Георгиевич непременно увяжется следом, и беседы снова не получится. А она на разговор этот очень уповала. Искренне полагала, что Николай Иванович, очарованный ее природной кудрявостью, не останется глух и нем к ее мольбам. Она что-нибудь придумает, постарается сделать так, чтобы он был с ней предельно откровенен. Только бы он снова не был пьян…

Она успела!

Мчалась, не разбирая дороги к пригородному автобусу. Мчалась, минуя билетные кассы. Не беда, отдаст деньги водителю. Ноги ползли и скользили по ледяным кочкам разбитой колеи. Ветер обжигал лицо, руки горели от холода, крепко сжимая ручки сумочки. Ничего не замечала.

Вбежала по трем ступенькам в автобус, сунула водителю скомканную сотню и тут же, не дожидаясь сдачи, поспешила в хвост салона.

Народу было мало, и Олеся без стеснения заняла место у окошка. Тут же, пресекая всяческие попытки соседки слева завести разговор, закрыла глаза, притворившись спящей. Та недобро покосилась в ее сторону и тут же переключила внимание на соседа через проход, и до «Солнечных ключей» Олеся добралась в относительном спокойствии.

Выйдя на остановке, она огляделась, вспоминая окрестности, по которым путешествовала в автомобиле Хальченкова.

Место показалось и знакомым, и незнакомым одновременно. Вроде бы те же дома, те же тротуарные дорожки, с большим трудом извлеченные из высоких снежных холмов, и здание аптеки и санатория — все то же. Но как-то при дневном свете все выглядело иначе. Веселее, что ли.

Снег, сверкая под полуденным солнцем, обжигал глаза. Сосны на дальнем фоне за санаторием не казались теперь мрачным и непроходимым частоколом. Лес под порывами ветра перекатывался изумрудной волной, разбавляя унылый черно-белый пейзаж приятной сочной зеленью.

Олеся прошла сначала мимо дома Дугова, исподтишка разглядывая занавешенные наглухо окна.

Там ли он, нет? Может, пьет по-прежнему. Может, спит или вовсе отсутствует.

Она дошла до конца улицы, где та пересекалась с перпендикулярным ей единственным в поселке бульваром и где заканчивались владения санатория. Снова внимательно огляделась и медленно пошла в обратную сторону.

За забором санатория было достаточно людно. Сновали на лыжах по накатанной лыжне отдыхающие. Несколько человек по очереди забрасывали мяч в баскетбольное кольцо. Суетливо бегали от здания к зданию служащие в наброшенных на белоснежные халаты ватниках.

Будто ничего и не произошло! Будто и не погиб здешний хозяин, столько лет здесь властвующий и оказывающий услуги страждущим сверх отведенного лимита.

Олеся с тяжелым вздохом поднялась на крыльцо Дуговского дома и трижды позвонила.

Наверняка снова пьет, подумала она, вслушиваясь в шорохи по ту сторону двери, и тут же погрустнела.

Если ей неприятно было смотреть на оживленную санаторную жизнь, продолжающуюся, невзирая на смерть Марины Хабаровой, каково ему? Из его окон хорошо все видно. Может, потому и занавесился…

Дугов не открывал очень долго. Несколько раз дернулась занавеска на ближайшем к крыльцу окошке, потом отчетливо слышались чьи-то шаги. Они шли из глубины дома, гулко нарастали возле самой двери, потом затихали и снова удалялись. Так повторялось несколько раз.

Олеся терпеливо ждала, не уходила. Да и идти было особенно некуда. Автобус, сделав круг по поселку, поехал в город. Вернется теперь через два часа, так что со временем у нее было в порядке. Подождет…

Дугов открыл ей внезапно. Тогда, когда она уже разуверилась в том, что увидит его сегодня. Открыл, тут же отступил в темноту прихожей и замогильно хриплым голосом обронил:

— Вы все-таки вернулись?

— Ага! — Олеся совершенно несолидно шмыгнула носом. — Войти можно?

— Если вы с этим милицейским хамом, то нельзя! — сразу предупредил ее Дугов. — Не хочу его видеть у себя. Пускай вызывает в милицию. Если одна, то… Да входите, конечно, к чему церемонии! Вы же не из праздного любопытства сюда приехали. В ваших глазах что-то такое имеется… Что-то отдаленно похожее на мое теперешнее состояние.