Что касается действий этого господина, Латимера, то он дал свои объяснения, но в них сложно поверить. Он, как нам сообщили, образованный человек, ученый, занимал ответственные должности в университетах нашей страны и проводил исследования в области гуманитарных наук.
Более того, он успешный автор специфического рода художественной литературы. И хотя обычный человек ее расценивает как жвачку для подростков, в ней встречаются и здравые мысли: если есть возможность, то разумные люди помогают полиции предотвращать преступления и ловить преступников.
Принимая объяснения Латимера, можно сделать вывод, что он преднамеренно сговорился с Питерсом, чтобы помочь справедливости одержать победу, и не имел иной причины, кроме удовлетворения своего любопытства. Вы можете задать себе вопрос: а не было ли поведение образованного человека больше похоже на поведение психически неуравновешенного ребенка? Вы также можете взвесить предположение обвинения, что Латимер на самом деле имел финансовый интерес, а его объяснение не более чем попытка преуменьшить свою роль.
Вне всякого сомнения, в устах французского судьи все прозвучало бы хуже.
Для ужина было рановато. Латимер вышел из кафе и направился к Опере. В любом случае сейчас уже поздно что-нибудь предпринимать. Он обещал помочь мистеру Питерсу. С другой стороны, если пойти в полицию сейчас же, сию секунду, что-то можно еще исправить…
Латимер замер. Вдоль улицы, через которую он только что прошел, прогуливался полицейский. Да вот он, стоит, прислонившись к стене, помахивая жезлом и разговаривая с кем-то в дверях. Латимер перешел дорогу и спросил, как пройти в полицейский участок. Ему сказали, что он находится через три улицы, и Латимер направился туда.
Узкий вход в полицейский участок полностью перегораживали три агента, настолько поглощенные разговором, что они даже не прервали его, когда пропускали Латимера. Внутри висела эмалированная табличка, на ней было написано, что отдел расследований находится на втором этаже. Стрелка на табличке указывала на лестничный марш, одну сторону которого обрамляли хлипкие железные перила, а другую — стена с длинным жирным пятном.
Сильно пахло камфарой и слегка экскрементами. Из прилегающей к вестибюлю комнаты раздавался неясный шум голосов и треск пишущей машинки.
Решимость Латимера угасала с каждым шагом. Он поднялся по ступенькам в комнату, разделенную на две части высокой деревянной стойкой, внешние края которой были до блеска натерты бесчисленными руками. За стойкой человек в форме изучал свой рот с помощью ручного зеркальца.
Латимер выдержал паузу. Он обдумывал свои слова. Если он скажет: «Я хотел сегодня вечером шантажировать убийцу, но решил передать его вам», — то его скорее всего примут за пьяного или психа. Хотя действовать нужно без промедления, начало следовало разыграть.
«Несколько недель назад я был в Стамбуле, и мне рассказали про убийство, совершенное там в 1922 году. По воле случая я узнал, что тот, кто его совершил, сейчас находится здесь, в Париже, и его шантажируют».
Что-то в этом духе.
Человек в форме заметил посетителя в зеркале и развернулся.
— Что вы хотите?
— Я бы хотел увидеть месье комиссара.
— С какой целью?
— У меня есть кое-какая информация.
Человек нетерпеливо нахмурился.
— Какого рода информация? Уточните, пожалуйста.
— Это касается шантажа.
— Вас шантажируют?
— Нет, не меня. Другого человека. Дело очень важное и запутанное.
— Пожалуйста, предъявите удостоверение личности.
— У меня нет удостоверения личности. Я здесь временно. Приехал во Францию четыре дня назад.
— Тогда ваш паспорт, пожалуйста.
— Он у меня в отеле.
В полицейском проснулось высокомерие. Хмурое, раздраженное выражение исчезло с его лица. Он услышал понятные для себя вещи, те, с которыми благодаря долгому опыту работы он мог справиться, и заговорил с легкой самоуверенностью:
— Месье, это не шутки, вы понимаете? Вы англичанин?
— Да.
Он глубоко вздохнул.
— Вы должны знать, месье, что документы всегда следует носить в кармане. Таков закон. Если вы станете свидетелем уличного происшествия и потребуются ваши показания, полицейский сначала попросит у вас документы и только потом разрешит покинуть место происшествия. А если документов не окажется, то он вправе вас арестовать. А если в ночной кабачок придет полиция для проверки документов, вас точно арестуют… Мне придется записать ваши данные. Сообщите, пожалуйста, ваше имя и название отеля.
Записав данные, мужчина взял телефонную трубку и вызвал Septième.[29] Через минуту он зачитал имя и адрес Латимера и попросил подтверждения. Снова повисло молчание. На этот раз оно продолжалось минуту или две. Потом он стал качать головой, приговаривая: «Хорошо-хорошо».
Какое-то время полицейский просто слушал, затем произнес: «Oui, c’est ca»,[30] — повесил трубку и повернулся к Латимеру:
— Итак, все по порядку. В течение двадцати четырех часов вам надлежит явиться с паспортом в участок семнадцатого округа. Тогда и представите вашу жалобу. Пожалуйста, не забывайте, — продолжил он, для выразительности постукивая карандашом по стойке, — что ваш паспорт всегда должен быть с вами. Вы англичанин, и поэтому ничего больше делать не надо, но вам следует явиться в участок вашего округа. А на будущее помните — всегда носите паспорт с собой. Оревуар, месье.
И он великодушно кивнул с видом человека, который уверен, что отлично выполнил свой долг.
Латимер вышел в отвратительном настроении. Услужливый осел! Но он, конечно, прав. Глупо без паспорта идти в такое место. Жалоба у него!.. А ведь он чудом избежал опасности. Мог рассказать свою историю тому человеку и, глядишь, уже находился бы под арестом. Но он не рассказал и все еще был потенциальным шантажистом.
Однако визит в полицейский участок значительно успокоил его совесть. Латимер уже не ощущал себя таким безответственным, как раньше. Он попытался ввести полицию в курс дела. Попытка оказалась бесплодной, но, не забрав свой паспорт с другого конца Парижа и не начав все заново (а этот вариант даже не обсуждается), он ничего не мог сделать.
Встреча с мистером Питерсом планировалась без четверти восемь в кафе на бульваре Осман. Латимер перекусил, и в область солнечного сплетения вернулось странное чувство, поэтому — а не ради удовольствия — писатель добавил в свой кофе две порции бренди. Перед встречей он даже немного пожалел, что решил не брать себе хотя бы маленькую часть миллиона франков. Плата за удовлетворение собственного любопытства оказалась непомерно высокой, учитывая потрепанные нервы и укоры совести.
