– Я-то как раз не забываюсь! Послушайте, Борис Ермолаевич. – Внезапно сменив тон, Берта порывисто встала, подошла к столу. – В своей жизни я старалась никого ни о чем не просить, вовсе не из гордости, из желания никого собой не обременять. Но не виновата же я, что мне не встретилось, как булгаковской Маргарите, Воланда, который помог бы мне в роковую минуту отчаяния. Пожалуйста, переселите меня от нее, и я обещаю стать примерной и покладистой. Если хотите, активисткой не хуже Клары Цеткин или Розы Люксембург. Только переселите меня от нее. Я знаю, освободилось место в одиннадцатой комнате.
– Увы вам, увы, несчастный Борис Ермолаевич. – Берта отступила от стола. – Даже сейчас вы не способны отличить игру от правды. Самое важное для вас – не отойти от выработанных однажды правил, соблюсти показушный ранжир, а что происходит в душе каждого из нас, вам глубоко наплевать. Понимаю, возня с нашими душами не по вашей части. Но позвольте спросить: что должно было произойти с вашей собственной душой, коль вместо нее у вас выжженная пустыня? Знаете, что в вас самое страшное? Вы заземляете, старательно вколачиваете в землю, заставляете дышать вполсилы, умерщвляете наши души, пока наши тела еще живы. По-видимому, вы никогда ни к кому не испытывали истинных человеческих чувств.
Она увидела, как на этих словах Цербера передернуло. Он резко перебил ее:
– Вы окончательно потеряли над собой контроль. Мне известна тенденция большинства актеров все подряд подвергать гиперболизации, я с этим, поверьте, сталкивался неоднократно, но вы перешли всякие границы. К теме ваших взаимоотношений с Любовью Филипповной, равно как к теме переселения, я возвращаться не намерен. Через час мы со старшей медсестрой произведем проверку комнаты восемнадцать на предмет наличия на подоконнике лишних предметов. Время пошло, Берта Генриховна.
Глава 18. Полный провал
Берта освободила подоконник. Заворачивала у себя на кровати каждую фигурку в салфетку, складывала в большой полиэтиленовый пакет с ручками.
Любовь Филипповна, сидя напротив, неотрывно наблюдала за процессом:
– Во-о-от, думала, твой верх, а верх все равно взяла моя макушка. Запо-омни, твоего верха над моим никогда не будет. Потому что я непобедимый русский народ! Никакая не ты, а я! Следующим шагом будет очистка твоего этого, как ты там называешь, «кнехта». Будь уверена, об этом я позабочусь в ближайшее время.
«Только не сорвись, только не сорвись», – мысленно уговаривала себя Берта.
Любовь Филипповна продолжала с упоением:
– А то ишь, со своими полунемецкими корнями чуть ли не баронессой фон Ульрих себя возомнила! А сама-то не знаешь ни роду ни племени! Запомни, я, я – истинный носитель русской традиции и культуры!
Берта не выдержала, тихо сказала, упаковывая последнюю фигурку:
– Это говорит мне балаганная певунья, за стакан кислородного коктейля готовая продать Родину?
Любовь Филипповна рьяно поднялась, старательно хлопнув дверью, покинула комнату. Берта, оставаясь сидеть на кровати, закрыла лицо руками. Ей, острее, чем прежде, вспомнился тот последний, унизительный разговор с Ивановым и подробности того, что ему предшествовало.
Начало короткой эпопеи, приведшей ее в здешние стены, пришлось на двадцать второе августа две тысячи восьмого, на день ее шестидесятивосьмилетия. Время клонилось к вечеру, отгремели телефонные поздравления. Заезжавший к ней обычно в этот день с традиционными розами и тортом Костя Клюквин оказался болен, в гости Берта никого больше не ждала, если только соседку по этажу, обещавшую привезти с дачного участка яблок. Когда прозвучал звонок в дверь, Берта решила, что это соседка, оттого не поинтересовалась, кто там. На пороге стоял среднего роста плотный шатен примерно сорока лет в великолепно сидящем кремовом костюме и держал перед собой безукоризненно составленный букет. На его лице играла широчайшая улыбка, демонстрирующая ряд неправдоподобно ровных белых зубов.
– Простите, но я вас не знаю, – удивилась и вместе с тем растерялась Берта.
– Достаточно того, что мы знаем вас! И знаем вас не огульно! Но об этом чуть позже. – Он продолжал сохранять широту улыбки. – Итак, – сделал он шаг вперед, – позвольте посвятить вас, уважаемая, в курс дела. Наша строительно-риелторская компания давно плодотворно сотрудничает с ЕИРЦ, местной управой и Бюро технической инвентаризации, курирующими округ Арбат и непосредственно ваш дом. Я представляю компанию «Москва за нами». Мы оказываем обширный спектр гарантированных риелторских услуг. Фактически дарим москвичам новую жизнь! – Речь лилась из его рта как из рога изобилия.
– Я рада за вас, – с трудом удалось вклинить реплику Берте, – однако я не нуждаюсь в ваших услугах, тем более в новой жизни.
– Вы ошибаетесь, Берта Генриховна, уверяю вас. Потому как являете собой эксклюзивный для нашей компании случай. Вот моя визитка. – Он извлек из потайного кармана пиджака и ловко вставил в букет тисненую визитку. – Прочтите, прочтите, – приблизил он букет к лицу Берты. Дождавшись, когда она все-таки возьмет визитку и прочтет, что там написано, а написано там было: «Менеджер отдела продаж вторичного жилья Бородянский Михаил Илларионович. Кутузовский проспект, 25», – он добавил: – Можно просто Михаил. Но прежде чем перейти к главенствующей теме, я хотел бы поздравить вас, дорогая Берта Генриховна, с днем рождения и поцеловать вашу руку. Сегодня праздник не только у вас, у всей нашей компании!
Приняв чуть ли не насильственно вложенный ей в руки букет, ощутив правой ладонью жар его неутомимых губ, Берта с недоумением обнаружила, что незнакомец перешагнул порог и стоял в прихожей.
– Вижу, – продолжил он, – с вашего лица не исчезает немой знак вопроса. Перехожу к главному: ваш дом по генплану поставлен на реконструкцию в будущем году, что означает капитальный ремонт с неминуемым отселением всех жильцов. Ни больше ни меньше. По выражению ваших глаз читаю, что вы никогда не посещали местных собраний жильцов. Уверен, не посещали и последнего, состоявшегося шесть дней назад, вечером понедельника. Именно на этом собрании представитель префектуры Центрального округа обещал жильцам вашего дома временное отселение с последующим возвращением в отремонтированные квартиры. О чем, кстати, до вчерашнего дня висело объявление в подъезде, внизу у лифта. Но такого рода объявлений, предвижу, Берта Генриховна, вы не замечаете. Так вот, спешу сообщить конфиденциальную информацию, обещание это – чистейшей воды ложь. Никакого возвращения не будет. Всех жильцов сошлют в Южное Бутово. Подчеркиваю, навечно! Уж кто-кто, а наша компания знает это не понаслышке.
У Берты от его речей и благоухания в букете лилий голова пошла кругом. Он, кажется, это заметил:
– Вам не мешало бы присесть, Берта Генриховна. Позвольте проводить вас в комнату. – Он галантно взял ее под руку, отвел в гостиную, усадил там на стул. – А букетик положимте вот сюда. – Взяв у нее букет, он пристроил его на столе.
