— Где же выход?
— Выход очень простой: не позволять себе ни в кого влюбляться.
Лорен пожала плечами:
— Но ведь можно влюбиться в человека, даже не успев понять этого. Тогда что-либо предпринимать будет поздно.
Ричард не ответил: Лорен попала в самую точку. Он думал о ней, а Лорен думала о матери. Оба с надеждой смотрели в будущее.
Они лежали в сгустившейся темноте, глядя на звезды. Туман рассеялся, и небо было черным и бесконечным.
— Почему у тебя нет детей? — спросила Лорен, осмелев от их близости.
Ричард долго молчал, и она даже подумала, что он заснул. Но он просто взвешивал свой ответ, тщательно подбирая слова:
— Синди не могла их иметь — или говорила, что не может. И потом, ее устраивала наша жизнь. Ей нравилось работать в магазине и ходить на дальние прогулки. В конце концов, она даже полюбила зиму. Целыми неделями она строила планы расширения фирмы, обдумывала какие-то сумасшедшие проекты. Ей это нравилось, а у меня было время для себя. Когда же оказалось, что нам обоим нужно нечто большее, чем удобное сосуществование, было слишком поздно.
— А ты хотел детей? — спросила Лорен.
— Да, — коротко сказал Ричард и, помолчав, добавил уже мягче: — Но не получить того, чего хочешь, — не трагедия.
— А что же тогда считать трагедией? — недоверчиво поинтересовалась Лорен.
— Всю жизнь получать то, что тебе не нужно. Значит, ты лишаешь кого-то другого его заслуженной доли счастья. Напрасная трата возможностей — вот в чем трагедия.
— Я знаю, — с горечью призналась Лорен. — Сейчас моя мама напрасно тратит на меня свое время, хотя мне это не нужно — я хотела ее внимания тридцать лет назад. Для нас обеих это трагедия. У моей мамы вообще была нелегкая жизнь. Мой отец умер, едва научившись жить достойно, быть мужем и отцом.
Ричард крепче обнял ее:
— А ты, Лорен? Ты хотела бы иметь детей? Теперь настала ее очередь взвешивать свой ответ, тщательно подбирая слова. Можно было бы отделаться общей фразой о том, как важна для нее карьера и что она пока не встретила достойного кандидата в отцы ребенка. Но темнота ночи и сияние звезд словно оберегали ее от общих фраз. Поэтому она сказала правду:
— Больше всего на свете. А теперь ты спросишь, почему же в таком случае я не родила ребенка…
— Я не собирался спрашивать об этом. Ты вольна сама расставить приоритеты в своей жизни, но человек предполагает, а бог располагает.
Именно так Лорен намеревалась ответить, если бы Ричард все же задал такой вопрос. С этого момента что-то неуловимо изменилось между ними. Словно они поцеловались.
— Хочешь, рассмешу тебя? — спросил Ричард после долгой паузы.
— Если тебе удастся рассмешить меня, когда у тебя сломана нога, а я превращаюсь в ледышку, это будет настоящим подвигом.
Ричард показал на скопление звезд на западе:
— Видишь это созвездие?
Лорен посмотрела в направлении его руки.
— Да.
— Знаешь, что это?
— Большая Медведица? — неуверенно предположила она, назвав единственное созвездие, о котором слышала.
Ричард повернул к ней лицо. Между ними было не больше нескольких дюймов.
— Это Рыбы, — тихо произнес он.
Лорен на миг показалось, что сейчас он ее поцелует. Потом до нее дошел смысл его шутки.
— Надо же, Рыбы! — засмеялась она и, все еще улыбаясь, погрузилась в сладкий сон, положив голову на плечо Ричарда. Он некоторое время смотрел на нее с грустью и надеждой, пока не заснул сам.
Глава 16
Иззи приехала в Тендейл в понедельник. Ее такси остановилось возле магазина в тот момент, когда Лорен и Ричард выходили из машины «Скорой помощи», доставившей их домой.
— О боже, Лорен, что произошло? — воскликнула Иззи.
— Я в порядке. Еще не совсем оттаяла, но в целом ничего. Иззи, познакомься, это Ричард Трент, наш клиент.
Ричард с трудом передвигался на костылях. Нога его была туго забинтована, но, к счастью, перелома не обнаружилось.
— Извините, не смогу пожать вам руку. Рад вас видеть.
— Что у вас с ногой? — спросила Иззи, а про себя подумала: почему Лорен не сказала о том, что у них такой обаятельный клиент?
— Длинная история. Я смогу ее рассказать, только напившись горячего чая.
Они подкрепились в пабе чаем с вожделенными пирогами, о которых так мечтала накануне Лорен, и Ричард посвятил Иззи в подробности горного происшествия.
— Значит, вы провели вместе ночь в горах? Как романтично! — Иззи решала про себя, есть ли у Криса надежда удержать Лорен.
Герои романтичной истории покраснели.
— Ты не права, — возразила Лорен. — Когда находишься на грани обморожения, становится не до романтики. Правда, Ричард?
Он не был согласен, но молча кивнул. Иззи заметила разочарование в его глазах, которое он попытался скрыть. Но Иззи нельзя было обмануть. Она сразу поняла, что он влюблен, а Лорен даже не догадывается о его чувствах.
Позже, когда они с Лорен готовились ко сну в пристройке, которую им предстояло делить, Иззи ненароком коснулась интересующей ее темы.
— Он очень привлекателен, ты не находишь?
— Кто?
Лорен так искренне не поняла, о ком речь, что Иззи широко распахнула глаза, поражаясь ее толстокожести.
— Конечно, Ричард!
— Ах, Ричард? Да, вполне. — Лорен сосредоточенно накладывала на лицо толстый слой увлажняющего крема, пытаясь хоть немного успокоить обветренную и раздраженную кожу.
— Удивительно, что ты не сказала мне об этом, — гнула свое Иззи. — Ты говорила о его магазинах, о машине, о выжившей из ума тетке Джоан, но и словом не обмолвилась о том, что он красив, как Харрисон Форд.
Лорен повернулась к ней:
— Ты о чем? Какой еще Харрисон Форд? Да Ричарду за пятьдесят.
— А Форду пятьдесят восемь.
— Не может быть! — изумилась Лорен. — А мне он всегда казался молодым…
Лорен была обескуражена. Они обожала старые фильмы и привыкла считать любимых актеров вечно молодыми. Надо сказать, что и глядя на себя в зеркало, она все еще видела двадцатилетнюю девушку. Лорен словно остановила стрелку внутренних часов до того дня, когда она добьется всего, о чем мечтала, и лишь тогда оглянется на прожитые годы.
Но если признать, что Харрисону Форду пятьдесят восемь лет, то приходилось смириться с тем, что ей самой тридцать семь. Ей тридцать семь, а она еще не совершила ничего, чем обычно гордятся в столь зрелом возрасте: не родила детей, не посадила дерево, не купила мебель в рассрочку на пять лет. Словом, ничего, что олицетворяет уверенность в стабильном будущем. Что же она успела за эти годы? Имеет ли право быть довольной собой?
