Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Сделав несколько кругов по магазину, вернулась.
Не знаю, что на меня нашло тогда. Называйте как хотите. Истерика, клептомания, раздвоение личности.
В мгновение ока солидный том оказался под курткой, увеличив и без того немалый объем живота.
Муж этого не видел. Зато сидящая на кассе зоркоглазая выпь хищно вытянула шею.
Медленно приближалась я к лобному месту.
Небрежно расплатилась за стопку книг, ни на минуту не забывая о последней, выступающей неловким углом из-под куртки.
Круглые глаза кассирши ощупали мою монументальную фигуру. Я взмокла.
Ни о чем не подозревающий муж подхватил пакет с книгами и вышел за дверь.
Вслед за ним вывалилась и я.
– Подожди минутку…
Прислонившись спиной к стене, я провожала взглядом медленно плывущие облака.
Мой первенец ритмично выстукивал пяткой по лечебнику Бадмаева.
– Секундочку, – дрожащими руками я выпростала из-под полы позорный трофей.
– Сто это? – заикаясь, спросил муж, – зацем это? – это книга, – нехорошо улыбаясь, я протянула трофей ему, – это книга, я ее украла.
Зацем? – вскричал паталогический честный сандинист, и без пяти минут отец моего ребенка, – зацем ты украла книгу?
– Не знаю, – растерянно созналась я. И это была сущая правда.
Мне не понадобился великолепно изданный лечебник Бадмаева со сложными и прекрасными рецептами трав и отваров, настоек, смесей и снадобий.
Унцию крови годовалого ягненка и унцию мочи беременной женщины смешать с молодым лишайником и щепоткой помета алтайской козы.
Я упоенно листала книгу, упиваясь варварской поэзией.
Некоторые рецепты приводили меня в бурный восторг, некоторые – глубоко печалили.
Мне негде было взять «только что спиленные рога оленя»…
Пользуясь первой же возможностью, я сделала царский подарок знакомой даме, увлекающейся нетрадиционной медициной.
Она немедля открыла собственный кабинет, называя себя ученицей великого Бадмаева.
Ума не приложу, как она распоряжалась всеми этими унциями и щепотками, не говоря уже о свежесрубленных оленьих рогах.
Про книжки
Недавно занесло меня в книжный. Тихо, пусто, прохладно. Стерильно. У кассы мирно дремлет тетенька. При виде посетителя встрепенулась, сделала «библиотечное» лицо.
– Вам что-то подсказать? посоветовать? – почти обреченно выдохнула «библиотекарша».
Что тут посоветуешь, мамаша, – подумалось мне, – какие могут быть советы.
Полистала одну, другую, третью.
Вспомнился собственный охотничий азарт. Когда шла за книжкой по следу, когда последнюю мятую бумажку, стиснутую в горсти… Да что там! Были времена. Счастливые. Практически девственные. Под настоящую книжку нужно было рыть подкоп. Расплачиваться самым святым.
Одна моя знакомая регулярно отдавалась хозяину книжного магазина. В подсобке, посреди нераспечатанных еще стопок. В паузах обсуждались последние новинки.
А сейчас что? Скучно. Вместо бойкого мужичка с подпольным Борхесом – спящая музейная тетенька.
Стоит новый Горенштейн в пяти томах. Тома запечатаны, туго затянуты пленкой. Интересно, кто-нибудь, хотя бы из любопытства, вскроет хотя бы один том?
В детстве у меня была книга Андерсена. Разваливающаяся, трухлявенькая, едва душа в теле…
Зато любимая. Ох, истаскала же я ее. В хвост и в гриву. И ела с ней, и спала.
Он и сейчас рядом. Старый-престарый Андерсен. И Борхес, куда же без Борхеса. В любом приличном доме должен быть Борхес.
Тетенька сонно проводила меня взглядом.
И чего ходят, – подумалось ей, – чего ходят, высматривают, вынюхивают.
Настоящий покупатель – он либо душевнобольной либо скучающая дама.
Иногда у полок трутся настоящие писатели. Но эти редко покупают. Глаз у писателя сытый, желчный, потухший. Пальцем тычет брезгливо, – а это что? Это разве книги? Это почему?
А бывают такие… жизнелюбы. Нервные живчики. Книжки кушают, будто морковку. Весело похрустывают, заглатывают, добавки просят. Уходящая натура, последнее поколение. Мандельштама читают нараспев, с закрытыми глазами. Городские сумасшедшие.
Этих тетеньки за квартал чуют. За городским сумасшедшим обычно плетется преданная девушка не первой и, увы, не второй свежести. Она тоже книгоман. Нешуточная страсть таится в уголках губ, в близоруких глазах. Точно сомнамбула, движется девушка по следам жизнелюба. Иногда их взгляды пересекаются, – ты видел? ты это видела?
Дрожащие руки выуживают искомое, – выносят на свет божий.
– Ты это видела? – О….стонет преданная девушка, прислонясь грудью к острому плечу библиофила.
Спящая тетенька приоткрывает сонный глаз.
Тут, главное, не спугнуть.
– Последняя, – небрежно замечает она как бы в сторону.
– Последняя, – точно эхо срывается с уст подруги библиофила, – и тонкие пальцы с треском разрывают подкладку, нащупывая ту самую смятую бумажку.
О подлинности
Тоска по неспешности одолевает меня, господа. По неспешности и, само собой, подлинности.
Сегодня, совершая обычный променад по направлению к супермаркету, открытому двадцать четыре часа в сутки, я затосковала.
Не то чтобы вдруг. Приступам неизбывной тоски я, знаете ли, подвержена с давних, весьма давних пор.
Ясное дело, переходный возраст, половое (да-да, вы не ослышались) созревание. Про половое созревание родители говорили, невольно понижая голоса, как будто оно, это самое созревание, явилось для них некоторой неожиданностью. Росла себе забавная веселенькая инфанта, – тугая, резвая, точно резиновый мяч, и тут на тебе, этакая неприятность.
Созревание обрушилось на инфанту подобно тяжелой болезни.
Вместе с вьющимися «не туда» волосами, утратой персиковой гладкости кожи и и предвестниками очень естественного (как оказалось) недомогания (это нормально, когда плохо, неудобно и противно, это даже хорошо, доча, – все это значит, что ты, слава богу, выросла и потихоньку превращаешься в шестипалое чудовище).
Вместе с предвестниками пробудившейся женственности инфанту постигли тяжкие приступы депрессии, спасаться от которых можно было только одним.
Книгами.
Только они, верные и давние друзья, способны были утешить ее, заносящую в специально заведенную тетрадь под названием «Дневник и разные мысли» сбивчивые и полные драматизма записи, – » Прошел мимо и не заметил. Посмотрел, но не на меня.»
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
