Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
Анриэтта представила, как кривоногий Палфейн, по-моряцки косолапя, поспешает за легконогой Денизой, и поневоле улыбнулась. Даже обремененная пистолетами, Дениза бежала, как Диана-охотница… а вот этого вспоминать не следовало… в той жизни, которая завершилась в январе тысяча шестьсот сорок девятого года от Рождества Христова, был прекрасный вечер, с чтением стихов и интермедиями на античные темы, там Анриэтта, леди Тревельян, была Венерой с букетом роз, а Дениза, другая леди Тревельян, – Дианой с позолоченным маленьким «татарским» луком…
Палфейн действительно отстал от Денизы и даже потерял ее из виду. Он мог только предполагать, где окажется бегинка.
Через Алексфлосс было перекинуто несколько мостов, в самом Гольдингене – четыре, и дальше, кажется, два: один точно в створе Мельничной улицы, другой подальше. По соображениям Палфейна, Дениза, вынужденная бежать не по скрунденской дороге, а в сторону церкви Святой Анны и дальше – к пруду Марии, с каждым шагом все больше удалялась от лагеря московитов. И предположить, где окажется беглянка, он не мог – как все моряки, он свято верил в непостижимость женской логики.
– Черт бы тебя побрал, – проворчал Палфейн, остановившись и пытаясь отдышаться. С одной стороны, правильно сделала бегинка, убежав туда, где ее преследовать мудрено. С другой – Палфейн хотел отвести ее к московитам, это было бы забавным подарком его новым приятелям, Иоганну, Петеру и их начальнику – тому строгому московиту, которому, кажется, ничем не угодишь. Да и страха в нем не было вовсе – Палфейн знал, как даже самые бесстрашные кавалеры шарахаются от змеи Изабеллы, а этот и погладил, и безмозглую змеиную башку пощупал, и не побоялся прикосновений быстрого черного язычка…
Воспоминание подсказало мудрую мысль – идти к московитам, рассказать им всю сегодняшнюю историю, и пусть полдюжины крепких и шустрых парней, которым все равно пока делать нечего, переправятся через Алексфлусс и поищут беглянку. Любопытно, какие такие вещи она унесла с собой…
Палфейн вспомнил ту ахинею, что нес граф ван Тенгберген, сидя на крыше. Если графу не мерещатся наяву клочья когда-то увиденных снов, если не застит глаза придуманная им чертовщина, то вещи могут быть очень даже занимательные…
Глава пятнадцатая
Ивашка с Петрухой впервые в жизни видели такую судостроительную верфь. И ладно бы Ивашка – человек, от морских дел далекий. Петруха, на всякие корабельные затеи в Архангельске насмотревшийся, – и тот, оказавшись в Виндаве, был в изумлении. Укрывшись за штабелем досок, назначенных для обшивки бортов, они наблюдали за компанией всадников в темных плащах и черных широкополых шляпах с высокими тульями. Всадники остановили коней у края довольно глубокой продолговатой ямы и с любопытством в нее заглядывали. Одного из них московиты уже знали в лицо – это был Якоб Кеттлер, герцог Курляндии.
В яме кипела работа – уже был собран остов двухмачтового флейта. Мастера обшивали верхнюю часть кормы, укладывая доски внахлест.
– Это тебе не англичанин, – говорил Петруха. – Это самый что ни на есть голландец. Их как раз с кормы легко различить. Англичанин весь обшит встык, а у голландца та корма, что над водой, внахлест – чего с ней возиться?
– Надо же, какое хозяйство, – оглядываясь, бормотал Ивашка. – Как двор у богатого боярина… Только ни хрена не понять!
– Это тебе не понять. А я вижу, как герцог все хорошо устроил. Тут тебе причалы для зимовки, тут тебе пруды, где мачтовые сосны держат, тут тебе лесопилка, там вон, вишь, дубовые бревнышки отдельно лежат, там вон – смолу варят, борта смолить…
Герцог Якоб переговаривался с мастерами, свита слушала, а Петруха страшно жалел, что не может подобраться поближе – очень хотел еще и такие сведения привезти Шумилову.
– Так как же корабль в реку перетащат? – спросил Ивашка.
– Видишь земляную насыпь между ямой и рекой? Осенью, как начнутся шторма, воду в реку нагонит ветром, и тогда эту насыпь сроют, вода в яму хлынет, поднимет флейт, и его выведут, отправят в зимнюю гавань, доделывать – мачты и стеньги ставить.
– Врешь!
– Дурак ты. Я у голландцев спрашивал. Герцог, когда только все тут начинал, голландских мастеров привез, из них иные уже померли. И шведских кузнецов он привез – ковать якоря. И столяров – из Померании, из той же Голландии.
Ивашка иззавидовался…
* * *
По дороге в Виндаву они, как и следовало ожидать, поссорились. Поэтому решили добывать сведения поодиночке – чтобы, боже упаси, не подраться. Оказалось, что Петруха знает, о чем мастеров, пильщиков, плотников и кузнецов, расспрашивать, а Ивашка – тот только бродил, считал, цифры запоминал. Да еще к голосам прислушивался. Он опознал не только голландскую, но и польскую речь – на верфи трудились мастера из Любека и Колобжега, – и датскую. В канатной мастерской сидели старые моряки, и Ивашка, вертясь поблизости, слушал их причудливые и вряд ли правдивые истории. Половины он не понимал – во-первых, не знал морских словечек, во-вторых, моряки считали делом естественным вставлять в свою речь французские, английские, португальские, испанские и чуть ли не турецкие слова, при этом они прекрасно друг друга разумели.
Очень хотелось Ивашке спросить у Петрухи про сеть – верно ли, что бывают очень толстые сети, которыми судно обтягивают, чтобы враг не мог пойти на абордаж. Коли так – нужно донести государю. А если вранье? Сраму не оберешься. И ведь Шумилин тоже не различит, правда или враки. История об огромном английском корабле, обтянутом такой сетью, который двинулся в поход и в самую тихую погоду из-за избыточного веса лег на борт и затонул, причем сеть помешала спастись семи сотням моряков, потрясла Ивашку.
– Да что ж, у них ножей не было? – бормотал он. – И сабли ни одной не нашлось?
Меж тем Петруха от души наслаждался солнечными днями, любимыми запахами – стружек, распиленной смолистой древесины, даже смолы в котлах, соленым морским ветром, прилетавшим с побережья. Дай ему волю – пристал бы к мастерам, что смолили борта уже готовых пузатых флейтов и изящных галиотов, стоявших в ямах, вплел в приятный его сердцу мужской разговор и свои замечания, поделился архангелогородскими моряцкими затеями.
А еще хотелось Петрухе выйти в море на таком суденышке, и не в холодное и мрачное, а в здешнее – оно все же малость потеплее.
Герцог, узнав у ямы то, что считал важным, поехал дальше. Всюду его приветствовали радостно, многие кидали в воздух шапки. Видно было – курляндского Якоба любят и уважают не только за титул.
Ивашка с Петрухой издали следили за всадниками. Герцог преспокойно, соскочив с коня, заходил в мастерские и сам встретил обоз из десятка телег.
– Хозяин, – с уважением заметил Петруха. – Вот такому бы служить…
– Окстись, дурень! Чем тебе наш государь не угодил?
– У нашего флота нет.
– Будет. Война же началась. Возьмем Ригу, уговоримся с курляндцем о портах – будет свой флот.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
