Книга Дитя человеческое - Филлис Дороти Джеймс

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73

— Они недалеко. Они не любят, чтобы им мешали. Так или иначе, не мне им перечить. Джулиан это доставляет удовольствие, а Мириам считает, что я должен идти на все ради ее спокойствия и хорошего настроения. Очевидно, молитвы дают ей спокойствие и хорошее настроение. Для них это ритуал. Но от него нет никакого вреда. Почему бы вам не присоединиться к ним, раз вы волнуетесь?

— Не думаю, что это их обрадует, — ответил Тео.

— Ну не скажите, а вдруг? Могут попытаться обратить вас в свою веру. Вы христианин?

— Нет, не христианин.

— Тогда во что же вы верите?

— Во что верю?

— Религиозные люди считают это важным. Есть ли Бог? Как вы объясняете зло? Что происходит, когда мы умираем? Для чего мы здесь? Как нам следует прожить нашу жизнь?

— Последнее — самое главное. Это единственный вопрос, который по-настоящему имеет значение. Но не обязательно быть верующим и не обязательно быть христианином, чтобы найти на него ответ.

Ролф обернулся к нему и спросил, словно ему действительно важно было услышать ответ:

— Так во что же вы верите? Я имею в виду не только религию. Что для вас истина?

— Истина — это то, что когда-то меня не было, а теперь я есть. И что однажды меня не станет.

Ролф издал смешок, короткий и резкий.

— Что ж, довольно осторожно. И с этим не поспоришь. А во что верит он, Правитель Англии?

— Не знаю. Мы никогда это не обсуждали.

Подошла Мириам и, усевшись спиной к стволу дерева, вытянула вперед широко раздвинутые ноги. Закрыв глаза и слегка улыбаясь, она подняла лицо к небу, прислушиваясь к разговору, но не произнесла ни слова.

— Раньше я верил и в Бога, и в дьявола, — продолжал Ролф, — но однажды утром, мне тогда было двенадцать, я потерял веру в обоих. Проснувшись однажды, я обнаружил, что не верю ни во что из того, чему меня учили братья-христиане. Прежде я думал, если такое когда-нибудь случится, мне будет страшно дальше жить, но на самом деле ничего не произошло. Просто однажды вечером я отправился спать с верой в душе, а на следующее утро проснулся, ни во что не веря. Я даже не мог сказать Богу, что сожалею о случившемся, потому что Его больше не было. Да это уже и не имело никакого значения. С тех самых пор все это меня не волнует.

Мириам спросила, не открывая глаз:

— Что же ты поставил на Его опустевшее место?

— Пустого места не было. Именно об этом я и говорю.

— А как насчет дьявола?

— Я верю в Правителя Англии. Он существует, для меня он и есть дьявол. С этим я и живу.

Оставив их, Тео двинулся по узкой тропинке между деревьев. Его беспокоило отсутствие Джулиан, беспокоило и злило. Ей следует знать, что им надо держаться вместе, следует понимать, что кто угодно — бродяга, дровосек, работник из ближайшего поместья — мог пройти по тропинке и увидеть их. Им надо бояться не только Государственной полиции безопасности и гренадеров. Тео знал, что подпитывает свое раздражение неразумной тревогой. Кто в этом пустынном месте и в такой час застанет их врасплох? Однако злость не проходила, вызывая беспокойство своей силой.

И тут он увидел их. Они стояли на коленях на зеленом клочке мха всего в пятидесяти ярдах от поляны, полностью поглощенные своим занятием. Льюк даже воздвиг алтарь, использовав для этого одну из жестяных коробок, перевернутую и накрытую полотенцем. На ней стояло блюдце с прилепленной к нему свечой. Рядом — другое блюдце с двумя кусочками хлеба и маленькая кружечка. На Льюке была кремового цвета епитрахиль. «Откуда она взялась?» — подумал Тео. Уж не носил ли ее Льюк в кармане? Они не заметили его присутствия и напомнили ему детей, полностью отдавшихся какой-то несложной игре, — лица их серьезны и все в пятнах от падающей на них тени листьев. Тео смотрел, как Льюк левой рукой поднял блюдце с двумя кусочками хлеба, накрыв его ладонью правой. Джулиан склонила голову еще ниже — казалось, она припала к самой земле.

До него донеслись почти забытые слова из далекого детства, произнесенные очень тихо, но четко:

— Услышь нас, о милосердный Отец, смиреннейше умоляем Тебя, и даруй нам, чтобы, принимая эти Твои творения хлеба и вина, в согласии со святым таинством Сына Твоего и Спасителя Нашего Иисуса Христа в поминовение смерти Его и страстей, могли бы причаститься к Его благословеннейшему Телу и Крови: Он в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил, отдал ученикам Своим и сказал: «Примиите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание»[37].

Продолжая наблюдать за ними, Тео отступил под сень деревьев. Мысленно он увидел себя в своем воскресном темно-синем костюме в той темной церквушке в Суррее, где мистер Гринстрит, тщательно скрывавший свое непомерное самомнение, по очереди провожал прихожан к причастию. Он вспомнил склоненную голову матери и, как и тогда, снова почувствовал обиду на то, что его не допустили к таинству.

Тихонько выйдя из-за деревьев, Тео вернулся на поляну.

— Они почти закончили молиться и скоро вернутся, — сказал он.

— Они никогда не молятся подолгу, — ответил Ролф. — Пожалуй, подождем их, потом позавтракаем. Надо еще сказать Льюку спасибо, что ему не приходит в голову читать ей долгие проповеди.

В голосе и улыбке Ролфа сквозила снисходительность. Интересно, какие у них отношения с Льюком? Ролф, похоже, терпит его, как терпят ребенка, от которого нельзя ожидать осмысленных поступков, но который изо всех сил старается быть полезным и не причиняет беспокойства. Потворствовал ли Ролф этим молитвам только лишь потому, что считал их причудой беременной женщины? Раз Джулиан пожелала иметь личного священника, он с готовностью включил Льюка в число «Пяти рыб», хоть от того и не было никакой практической пользы. Или Ролф, отринув свою детскую веру, сохранил в глубине души частичку суеверия? А может, в своем сознании он видел в Льюке творца чудес, способного превратить сухие крошки вплоть, волшебника, приносящего удачу, обладателя древней мистической силы, само присутствие которого могло расположить к ним опасных богов леса и ночи?

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73