16
— Какой тяжелый день, — вздыхает Рут, выглядывая в окно, по которому стекают крупные серые капли дождя. Идет проливной дождь, и из нашего магазина совсем не видно лавки Карла.
— Такой сонный день, — зеваю я, всем сердцем желая забраться обратно в постель. Идея о том, чтобы свернуться калачиком под одеялом, кажется невероятно привлекательной.
— Никто в жизни не отправится в магазин в такую погоду, — говорит Рут. — Сегодня будет очень тихо.
Не успевает она закончить фразу, как двери открываются, громко завывает ветер, и на пороге лавки появляется фигура, скрывающаяся от потоков воды под зонтиком.
— Анна! — восклицаю я, когда она заходит внутрь. — Входи, ты же насквозь промокла.
Кажется, зонтик не сумел спасти ее от этого буйства стихии: она промокла до нитки.
— Я в порядке, — отмахивается она. На полу под ее ногами уже растекается огромная лужа.
Рут оказывается по другую сторону прилавка за считаные секунды и помогает сестре снять промокшее пальто.
— С ума сошла? — спрашивает она. — Так и заболеть недолго! Отец Пэт не стоит гриппа, Анна.
— На самом деле я вышла на улицу не из-за него, — отвечает та, позволяя Рут помочь ей управиться с рукавами. — Я пришла увидеться с вами двумя.
Мы с Рут изумленно переглядываемся, в то время как Анна скидывает мокрые туфли и надевает кардиган, который бабушка сняла с себя и накинула ей на плечи.
— Правда? — взволнованно спрашивает Рут.
— Да, — бабушкина сестра тяжело вздыхает. — Я все хорошенько обдумала и решила, что должна перед вами извиниться. Простите меня.
Мы так потрясены, что не знаем, что и ответить. Не думали мы, что услышим когда-нибудь такие слова от Анны.
— Нет, ты не должна… — начинает Рут, но Анна жестом просит ее помолчать.
— Дай мне договорить, Рут, — просит она. — Ты всего лишь пыталась помочь, понимаю, но столь неожиданная новость выбила меня из колеи. Потому я так и отреагировала.
— Мы все прекрасно понимаем, — отзываюсь я, подхожу к ней ближе и беру ее за руку. На первый взгляд Анна — довольно жесткая и суровая женщина, но на самом деле она совсем не такая.
Она улыбается мне:
— Уверена, тебя эта история тоже потрясла до глубины души, Коко. В конце концов, ты думала, что мой муж мертв.
— Да, так и есть, — признаю я. — Было немного странно — не такую историю я ожидала услышать.
— Ты, должно быть, считаешь меня старой дурой, — сетует она, — особенно после всего, что я наговорила о Томе…
— Нет, ни в коем случае не считаю, — мягко отвечаю я. — Ведь я понимаю, что ты лишь заботилась о моем благе. А что касается Колина, то, думаю, ты просто сделала то, что тебе казалось в то время правильным. Такое могло случиться с каждой из нас.
— Мне казалось, будет легче, если все сочтут, что он погиб, — начинает она. — Такое простое объяснение не могло не подействовать — никто даже не подумал усомниться в моих словах. Именно этого я и добивалась — чтобы меня оставили в покое. Мне было так стыдно, если бы ты только знала!
На ее глазах выступают слезы, и она часто моргает, пытаясь их скрыть.
Никогда я еще не видела Анну такой уязвимой и… человечной.
Рут молчит, она все еще пытается подыскать нужные слова, когда Анна сама обращается к ней:
— Ты, конечно, считала, что я была неправа все эти годы, — печально говорит она.
— Я не думала, что ты совершила что-то постыдное, — нежно утешает ее Рут. — Браки распадаются на каждом шагу. В этом не было твоей вины.
— Может, не было, а может, и была, — шепчет Анна. — У каждой медали есть оборотная сторона.
— Нет уж, — горячо возмущаюсь я. — Ведь он изменил тебе!
Анна вздрагивает, когда с моих губ слетают эти слова.
— Это так, — признает она, — но иногда я думаю, что сама его к этому подтолкнула.
— Это безумие, — перебивает ее бабушка.
— Нет, послушай. Ведь так и есть, Рут, ты сама это прекрасно знаешь. Все наши проблемы с детьми — в конце концов, они ему надоели.
Рут молчит, ничего не отвечая.
— Какие проблемы с детьми? — смущенно поглядываю я на сестер. О чем она говорит?
Анна поворачивается ко мне и снова делает глубокий вдох.
— Я была беременна, пока мы с Колином еще были женаты, Коко. И не раз… — На ее глаза теперь по-настоящему наворачиваются слезы, и Анна быстро вытирает их тыльной стороной ладони.
— И что случилось? — шепчу я.
— Я потеряла всех детей. Ни разу не удалось выносить их дольше шестнадцати недель. Доктора только разводили руками. На то не было никаких медицинских причин, — беспомощно говорит она пустым, равнодушным голосом.
— Анна, прости, — снова беру ее за руку я.
— Это глупо, правда, столько времени уже прошло, но боль так и не исчезла.
Рут тоже подходит к ней и крепко сжимает пальцы сестры. Анна тяжело вздыхает, но все же берет себя в руки:
— В любом случае, я сильно давила на Колина, чтобы мы пытались снова и снова. Слишком сильно давила. И в конце концов его чаша терпения переполнилась.
— Думаешь, он поэтому ушел? — в ужасе спрашиваю я. Как же он мог бросить ее в такой момент? Ведь он должен был утешать ее, разделить с ней это горе, а он уехал в чужую страну к другой женщине. Какая-то часть меня мечтает высказать этому человеку все, что я о нем думаю, — о его безрассудстве и бесчувственности. Он разбил ей сердце, это же очевидно.
Анна кивает, пытаясь найти нужные слова для того, чтобы рассказать, что у нее на душе.
— Такие испытания либо укрепляют семьи, либо разбивают их, — говорит она в конце концов. — Мы не смогли этого пережить.
— А былого уже не вернуть, — грустно добавляет Рут.
— Не вернуть. Я никогда не прощу его за то, что он сделал. Его поступок до сих пор причиняет мне боль. Время не повернуть вспять, я не прощу его, — поясняет она. По лицу Анны видно, какие страшные муки ей довелось испытать. Разумеется, она всегда была более холодной, более строгой по сравнению с сестрой. Но на ее долю выпало столько боли и страданий, в то время как Рут всегда окружали любящие ее люди, пока, разумеется, не умерли мама и дедушка. Анна боролась с невзгодами иначе. Она закрылась от всего мира, возвела вокруг себя стену, чтобы никто не смог больше ей навредить.
— Лучше бы я не откликалась на его письмо, — бормочет Рут, — и не встречалась с Колином.
— Я понимаю, почему ты сделала это, Рут, — говорит Анна, — но простить его тоже не могу. Знаю, это не по-христиански, и, возможно, теперь вы сочтете меня лицемеркой.
— Я не могу судить тебя, Анна, и не собираюсь ни в чем убеждать, — отвечает ей Рут. — Но вот что я тебе скажу: может, стоит простить его хотя бы в душе? Знаю, разум велит тебе поступить иначе, но какой смысл носить эту боль в своем сердце? Отпусти его — если не ради него, то ради себя.
