Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
– Да разве те клятые гебисты смогут нас сломать? – хрипел со своей кровати после неизвестных уколов, после которых кровь начинала стучать в висках и тело покрывалось холодным потом. – У нас – дел и дел… Так, немец?
– Молчи, – просил немец со своей кровати, потому что в окошко из коридора смотрел охранник, проверял «постельный» режим, запрещавший пациенту вставать со своей кровати, чтобы хоть пот утереть со лба соседа.
– Ко мне поедем! – шептал Роман ночью. – У нас – хорошо… Горы…
– Не нравятся мне горы, – отвечал Степка. – Глаз на горы наталкивается и замирает, а я привык к степи… Глянешь – конца и края у степи нет.
Через полгода Хомяка забрали, и Степка просил богов всех миров помочь тому выжить.
– Я тебя найду, немец, – крикнул Хомяк, когда двое мужчин в штатском потянули его из палаты.
Хвала Господу, сдержал слово.
В конце девяносто первого, через одиннадцать лет после ареста, когда уже ни доктора, ни пациенты не знали, почему сидит и от чего лечится в закрытом стационаре слепой рыжий мужичонка, в больницу заявились двое. Судя по всему, их визит предварял мощный телефонный звонок сверху, потому что главврач побелел и кричал, как резаный, чтоб в палате немца срочно вымыли пол, постелили какой-нибудь коврик…
– И цветы… Цветы на стол! – дергался.
– Зима на дворе! – удивлялись санитарки.
– Белье чистое! Комнату проветрить! Не стойте! Быстрее! Быстрее! – кричал еще сердитее.
Немца загнали в угол, и из угла он равнодушно наблюдал, как раздраженные санитарки моют пол, бросают на него полосатый коврик, стелют чистое белье и открывают внутрь зарешеченные окна.
– Ложитесь, ваше высочество! – приказали немцу и показали на постель.
– Трусы! У него же трусы грязные и рваные! – схватился за сердце главврач, когда забежал проверить готовность палаты к визиту чрезвычайных гостей.
Но в новые трусы переодеть немца не успели. Под окнами больницы завизжали тормоза авто, и через минуту главврач возвратился с двумя серьезными мужчинами. Санитарка как раз стянула с немца драные трусы… Он так и стоял посреди палаты – голый, слепой, на смешном полосатом коврике – и трудно было даже представить себе более трагическую картинку.
– Немец… – усатый Роман Хомяк разрыдался, как ребенок. Бросился, сорвал с кровати белоснежную простыню, закутал в нее Степку и бережно усадил на кровать. – Ничего, ничего… Я тебя на ноги поставлю, – плакал и никак не мог остановиться. – У нас еще – дел и дел… Так, немец?
– Хомяк, неужели это ты? – едва слышно спросил Степка, и западенец снова разрыдался.
Тем временем второй визитер жестом подозвал главврача и строго спросил, указывая на немца:
– Почему тут находится этот человек?
– Не знаю, – испугался доктор.
– От чего вы его лечите?
– От шизофрении…
– Он социально опасен?
– Нет, – сказал доктор.
– Мы можем его забрать?
Главврач испуганно оглянулся, словно где-то в углу палаты его ждал ответ. Визитер нахмурился.
– Я заберу его под свою персональную ответственность, – сказал. – Могу написать расписку – я, Семен Григорьев, новый председатель исполкома области…
– Умоляю, умоляю… – засуетился доктор. – Не нужно расписок! Сейчас я выпишу справку.
– Какую справку? – повысил голос Семка Григорьев. – О том, что безосновательно держали невинного человека в больнице?
– Хорошо, – лоб главврача покрылся потом. – Без справки…
Хомяк подошел к Григорьеву. Пожал его руку.
– Спасибо! Если бы не ваша добрая воля… Я в вашей области никого не знаю.
– Не благодарите, – твердо ответил Григорьев. – Это мой гражданский долг. Слава Украине.
– Навеки слава, – ответил Хомяк и подтолкнул Степку к Григорьеву. – Благодари, немец… Если бы не этот человек…
– Спасибо, – сказал немец. – Если бы не вы… И другие добрые люди…
Григорьев подтвердил Степкины слова серьезным кивком – мол, да, если бы не я… и другие добрые люди…
Морозным январским днем девяносто второго года немец вернулся в Ракитное. Шел по знакомой с детства улице, и слезы бесстыдно текли по небритым щекам. Остановился около родительской хаты, сел на лавку и достал из кармана «Пегас» – накупил его на Романовы деньги. Хомяк и очки новые купил, и одежку, и с собой в карман положил.
– Э-э, что твоя степь! – сказал. – Не за что глазом зацепиться. Ко мне приезжай! В горы…
Степка сидел на лавке и все думал, что, верно, в родном селе его мало кто вспомнит. По улице шли люди, искоса посматривали на худого незнакомого мужичка, который черт знает чего трется около Татьянкиной хаты, оглядывались. Немец испугался: а вдруг в Ракитном не осталось никого из тех, кто его помнит. И Маруся… Маруся где?
Неподалеку остановились две девчушки лет четырнадцати. Одна беленькая, вторая – черненькая… На немца смотрят, а подойти боятся.
– Надюша? Любаня? – пугаясь собственного голоса, произнес Степка.
Девчушки переглянулись.
– А вы кто такой?
– Папа ваш. – И заплакал.
Из хаты вышла Татьянка – не узнать: толстая, даже лицо такое толстое, что и горбатый нос на нем теряется.
– Чего встали? – окликнула дочек.
– Папа вернулся! – ответила Надюша, и девчушки ближе подошли к немцу.
– Ты точно наш папа? А не брешешь? – осторожно спрашивают.
В карманы полез – конфеты на лавку высыпал. Татьянка охнула и зажала рот ладонью – вот так сюрприз!
А от своей хаты на них смотрела Маруся. Видела, как содрогались от плача худые Степкины плечи, как засуетились вокруг него Надюша и Любаня, уселись на лавку с двух сторон, удивленные, взволнованные, настороженные, как подошла толстая Татьянка, закачала головой, будто на похоронах, как наконец повели немца в дом…
Маруся усмехнулась печально, приложила руку к сердцу, зацепив тяжелое коралловое намысто, и пошла в хату.
Немцу нездоровилось. Тяжелыми сапогами в живот – и то легче было, а теперь, когда Степка наконец оказался дома, неожиданная мрачная волна накрыла с головой, давила на сердце, рвала его на куски…
Девчушки крутились около отца.
– А где ты был так долго, папа?
– Да так… – пробовал улыбнуться. – Тайна.
– Военная? – таращили глазенки близняшки.
– Военная…
– Оставьте отца в покое! Пусть отдохнет, – цыкала на девчушек мать.
Татьянка гремела кастрюлями на кухне, быстро собирала немцу поесть и думала о том, что Степка вернулся вовремя: Поперек уже не тот – стара для него Татьянка, другие забавы себе нашел, да и о девочках слышать не хочет, мол, не его это дети и точка, а одной – тяжело… Тяжело. Хорошо, что Степка вернулся. Он детей не бросит, а все остальное… Со всем остальным как-то разберутся.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
