Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
– Она моя служебная собака, и, кроме нее, со мной здесь никого нет. Кстати, дверь вам открыла Комета.
Врачи кивнули, и борзая пошла рядом, когда меня покатили по коридору. Пока мы проезжали вестибюль, полный любопытных постояльцев, и грузились в машину, бригада «скорой помощи» обращалась к борзой не иначе как «душечка». Врачи успокаивали собаку, обещая, что я скоро поправлюсь. И за ее отважную роль в моем спасении разрешили ехать впереди, откуда она внимательно наблюдала, как они колдуют, склонившись надо мной.
Комета не отходила от меня в больнице, где доктор установил, что у меня случился сердечный приступ и мои жизненные показатели приходят в норму. Но все-таки он хотел взять у меня анализы. Остальной персонал размышлял, что делать с Кометой. Через пять минут все в отделении знали ее имя. Собравшиеся у моей палаты врачи спорили, кому достанется право позаботиться о борзой.
Вернувшись через час, я застал Комету лежащей на груде простыней и одеял, которые специально для нее навалили на пол. В четыре часа утра врач поднял вверх большие пальцы, давая понять, что у меня все в порядке.
– Вовремя приняли нитроглицерин, – сказал он. – Не похоже, чтобы сердце пострадало. Но мой вам совет: никогда не путешествуйте без лекарства под рукой. – Врач дал указание дежурной сестре выписать меня ближе к утру, если не будет новых приступов.
Меня оставили в палате, и я лежал в полутьме, прислушиваясь к тишине и поскрипыванию подошв по линолеуму проходивших по коридору медсестер. Покосившись на Комету, я увидел, что собака внимательно наблюдает за мной из белоснежного постельного белья. В безмолвии больницы я не мог не признать печальную истину: в том, что я здесь один, виноват только сам. Моя поездка к дочерям возымела действие: они стали убеждаться, что я не с такой яростью ропщу против своего положения инвалида. Я не сомневался, что они хотели вернуть отца, и в моих силах укрепить семейные узы. Настало время исправить отношения с человеком, поддерживавшим меня в болезни и здравии. Я стану самым настоящим неудачником, если хотя бы не попытаюсь выполнить ту часть клятвы, которая гласит, что мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас.
– Комета, нам надо ехать в Седону, поговорить с Фредди.
Борзая вскинула голову. Несколько недель назад Фредди все-таки продиктовала мне номер своего телефона. Я попросил у нее прощения за маниакальную зацикленность на своих неудачах, слабостях и приверженность дурацкому кодексу чести, который в течение всех лет нашего брака портил между нами отношения, а позже не давал мне радоваться дарованному новому шансу на жизнь. Но по сравнению со всем, что случилось, мои извинения звучали банально. Необходимо было показать Фредди, что тот, кто восемь лет назад похитил у нее мужа, теперь всего лишь куча компоста. Но все же лучик надежды оставался. Перед моим отъездом в Нью-Мексико Фредди спросила:
– Как ты думаешь, может, Комете захочется провести день со мной? Я по ней скучаю. Завези ее как-нибудь.
Чего только мужчина не добьется ухаживанием! Когда девятнадцать лет назад мы познакомились, я не заинтересовал Фредди. Но я был полон решимости привлечь ее внимание. Узнав, что она занимается кардиологией, плюхнулся в баре со стула, изобразив сердечный приступ. Вот ведь какая ирония судьбы! Теперь требовался более тонкий, но не менее театральный подход. Я позвонил флористу в Седоне и попросил доставить к дверям Фредди двенадцать дюжин роз (да-да, именно 144 штуки). Почему двенадцать дюжин? Это все, что нашлось в цветочном магазине. Следующий заказ через несколько дней включал 75 высоких цветущих тропических растений. Числом их было меньше, но они производили эффект размером. Я понимал: Фредди слишком умна, чтобы клюнуть на нечто подобное, но хотел, чтобы она знала: мои мысли о ней такие же возвышенные, как размах этих цветочных заказов. А вот ее мысли обо мне были вовсе не такими.
Фредди позвонила и поблагодарила за цветы, однако ее последующие звонки были отнюдь не столь любезными. Фредди не хотела встречаться со мной и объяснила почему. Даже в самые черные годы наших испытаний в ней тлел огонек оптимизма. Оставалась надежда, что появится что-нибудь хорошее и поможет переносить тяготы. Но когда после операции я превратился в маньяка, свихнувшегося на желании немедленного выздоровления, она осознала, что мной овладела и будет вечно править худшая сторона моего существа, которая со временем убьет в ней все живое.
– Я не могу жить без какой-либо перспективы, чтобы нельзя было ни посмеяться, ни отдохнуть.
Я понимал ее. Не сказал ей, но сам жалел о той жизнерадостной, любящей веселье и развлечения Фредди, в которую когда-то влюбился. Жизненная энергия жены оказалась на грани угасания не потому, что она служила мне сиделкой и зарабатывала на всю семью, а из-за моих бесконечных попыток достичь некоего совершенства.
В день, когда мне сообщили по телефону, что пора отвести Сандоз к ветеринару, я позвонил Фредди и изложил свои соображения по поводу наших отношений. И добавил:
– По телефону все очень обезличенно. Нам надо встретиться и пообедать.
Она не поддалась.
– Послушай, Стив. Я очень скучаю по нашему дому и собакам. Ужасно скучаю по дочерям. Кили и Линдси даже не хотят со мной разговаривать. – Фредди помолчала, и я услышал, как она тяжело вздохнула. – Но я не уверена, что снова смогу жить с тобой.
Ее слова, как бурав, пронзили мне сердце.
– Фредди, как ты можешь такое говорить? Нельзя же забыть семнадцать лет брака и нашу замечательную семью. Это просто невозможно. – Последние слова я произнес шепотом.
– Почему? – возразила она. – Ты же забыл.
В течение недели я звонил ей снова и снова, но все разговоры заканчивались так же, если Фредди вообще поднимала трубку. Собирался ли я сдаться? Вот еще!
Когда в день нашего знакомства Фредди поняла, что я симулировал сердечный приступ, она попросила швейцара отдубасить меня, если я еще раз осмелюсь приблизиться к ее столику. Я дал ему триста долларов, чтобы он забыл о просьбе Фредди. Это была самая полезная трата в моей жизни. Но теперь я не мог идти напролом, как какой-нибудь юнец. Мы выросли из возраста игривых ретриверов. Теперь я предпочитал манеру борзых, которую лучше всего можно выразить поговоркой: «Жить – это не ждать, когда закончится буря. Жить значит учиться танцевать под дождем». Хотел, чтобы Фредди узнала, что я наконец проникся этой мыслью. Я послал Фредди букет темно-красных роз и лилий и опять позвонил.
– В пабе играет прекрасный джаз-банд. Давай поужинаем и послушаем музыку?
Фредди не бросила трубку и даже усмехнулась.
– Все продолжаешь? Спасибо за цветы. Но мне кажется, я тебе сказала, что мне необходима свобода.
– Вот как? Не помню. Кратковременная память меня подводит.
– Нет.
– Да. Врач предупредил, что у меня все симптомы человека, перенесшего травму. Потребуется время, чтобы все восстановилось и память нормально функционировала.
– Под «нет» я имела в виду, что свидания не будет.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
