Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
«Боевитый» настрой Черчилля по отношению к Москве не находил отклика и в британском обществе. Четыре года британцы считали русских героями и братьями по оружию, не подозревая, что ответного энтузиазма в Москве не наблюдается. Помимо нескольких десятков людей, управлявших военной машиной Лондона, в стране почти никто не знал, как вероломно и жестоко Советы подчиняли себе Восточную Европу.
8 мая 1945 г. стало днем победы в Европе. ВЗ часа дня премьер-министр обратился по радио к британскому народу, сообщив соотечественникам, что немцы подписали акт о безоговорочной капитуляции и, «таким образом, война с Германией окончена». Он напомнил, как Британия вела борьбу в одиночку и как к ней постепенно присоединились союзные великие державы: «В конце концов почти весь мир объединился против злодеев, и теперь они бессильно распростерты у наших ног. Мы можем позволить себе недолгую радость, но ни на минуту не должны забывать о трудах и усилиях, что еще ждут нас впереди». Необходимо ведь было довести до победного конца войну с Японией. «Теперь мы должны отдать все силы и ресурсы завершению стоящей перед нами задачи — как внутри страны, так и за ее пределами. Вперед, Британия! Да здравствует дело свободы! Боже, храни короля!»
Тем же вечером он, выйдя на балюстраду Уайтхолла, произнес речь перед гигантской толпой лондонцев; собравшиеся пели «Страну надежды и славы» и «Ведь он — отличный парень». Однако, вернувшись в свой кабинет, Черчилль говорил только о том, какой ужас внушают ему варварские действия Советов на Востоке. Пока мир праздновал победу, он несколько дней мрачно размышлял о судьбе Польши.
Затем Черчилль пригласил на Даунинг-стрит советского посла Федора Гусева и за ланчем устроил ему выволочку. В своем донесении посол описал, как премьер перешел на крик, перечисляя претензии к Москве: он говорил о Польше, о том, что коммунистические формирования в Югославии пытаются захватить Триест, о том, что британских представителей не пускают в Прагу, Вену и Берлин.
Трумэн согласился с Черчиллем: необходимы срочные переговоры. Но что если диалог со Сталиным ничего не даст? Могут ли западные союзники что-то предпринять? Британский премьер полагал, что да. Они могут начать новую войну. Через считаные дни после капитуляции Германии он ошеломил членов Комитета начальников штабов, осведомившись, в состоянии ли англо-американские войска перейти в наступление и оттеснить русских. Он поручил специалистам по планированию военных операций подумать над способами, позволяющими «навязать России волю Соединенных Штатов и Британской империи», чтобы обеспечить «справедливое решение польского вопроса».
Им было предложено исходить из того, что британское и американское общественное мнение полностью поддержит такие действия и что союзники смогут «рассчитывать на использование людских ресурсов и сохранившихся промышленных мощностей Германии». Другими словами, предполагалось мобилизовать побежденную Германию для войны на стороне Запада. Была озвучена даже ориентировочная дата будущего наступления — 1 июля 1945 г.
Сотрудников Форин Офис — хотя и не его главу Энтони Идена — воинственность Черчилля привела в ужас. Такое же впечатление она произвела и на председателя Комитета начальников штабов сэра Алана Брука (Alan Brooke), отметившего в своем дневнике: «Такое ощущение, что Уинстон жаждет новой войны!»
(И действительно, на Потсдамской конференции, получив конфиденциальную информацию об успешном испытании атомной бомбы в США, премьер-министр еще больше преисполнился решимости «приструнить» Сталина. Обращаясь к сэру Алану, он прорычал, упрямо выставив подбородок: «Можно будет сказать им: если вы настаиваете на том-то и том-то, мы в ответ в состоянии стереть с географической карты Москву, затем Сталинград, затем Киев и так далее».)
Тем не менее британское верховное командование послушно выполнило указание Черчилля и проанализировало различные сценарии боевых действий против русских. Хотя за годы его руководства воюющей страной штабисты привыкли к экстравагантным идеям премьера, на сей раз им пришлось мобилизовать всю силу воображения.
Само собой разумеется, учитывая крайне «чувствительный» характер полученного ими задания, план операции, получившей название «Немыслимое», разрабатывался в строжайшей тайне. Но, опять же само собой разумеется, Сталин сразу же узнал, что происходит в Лондоне. Один из его многочисленных шпионов в Уайтхолле вскоре сообщил в Москву: ходят слухи, что фельдмаршал Бернард Монтгомери (Bernard Montgomery), командующий британскими войсками в Германии, получил приказ складировать захваченное немецкое оружие для возможного использования по назначению.
Впрочем, для всех, кроме Кремля, черчиллевский план оставался государственной тайной более полувека, пока в 1998 г. Национальный архив не рассекретил связанные с ним документы. В записке, подготовленной штабными специалистами для премьера, сразу же высказывалась оговорка: русские могут использовать против союзников ту же тактику, что с таким успехом применили против немцев, — начать отступление, заманивая их на бесконечные пространства советской территории: «В буквальном смысле невозможно сказать, на какое расстояние союзникам придется продвинуться в глубь России, чтобы лишить ее возможностей для дальнейшего сопротивления».
По оценкам сотрудников Комитета начальников штабов, для подобного наступления союзникам понадобится 47 дивизий, в том числе 14 танковых. Еще 40 дивизий необходимо будет держать в резерве на случай перехода к обороне, а также для контроля над оккупированными территориями. При этом, отмечалось в докладе, русские смогут выставить против них вдвое больше людей и танков. Авторы документа пришли к выводу: при подобном соотношении сил «наступление может превратиться в весьма рискованное предприятие. Если мы начнем войну против России, следует быть готовыми к тому, что это будет тотальная война — затяжная и тяжелая».
По вопросу о вооружении и вводе в бой побежденного вермахта специалисты по планированию военных операций высказали опасение, что ветераны, уже пережившие жестокие бои на Восточном фронте, могут не захотеть оказаться там вновь.
Члены Комитета начальников штабов не питали иллюзий: наступательная операция против русских для освобождения Польши на практике неосуществима. Брук отметил в своем дневнике: «Конечно, вся эта идея — чистая фантазия, и шансов на успех у нас нет. Несомненно, что отныне Россия в Европе поистине всесильна».
Все данные указывали на то, что операция «Немыслимое» полностью соответствует своему названию. Предварительный план был представлен премьер-министру 8 июня. К нему прилагалась пояснительная записка начальников штабов, где отмечалось: «После начала боевых действий… нам надо быть готовыми к продолжительной войне при неблагоприятном соотношении сил». Надеяться на победу над русскими можно лишь в том случае, если будет задействована «значительная часть гигантских ресурсов Соединенных Штатов».
Но что если американцы не проявят нужной решимости? Черчилль был встревожен. Пожелай американцы выйти из борьбы, Британия окажется в крайне уязвимом положении, ведь русские могут продвинуться до побережья Северного моря и Атлантики. Фактически это будет повторение ситуации 1940 г.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
