Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
– Прости меня, Господи! – Глядя в глаза солдату, который истекал потом и мелко дрожал, Андре нажал на курок. Раздался сухой щелчок и больше ничего. Строй взревел от восторга. Капитан улыбнулся, убрал револьвер и снова положил руки на эфес сабли. Так он и собирался встретить подступившую уже волну газа, с широко расставленными ногами, руками, возложенными на эфес георгиевского оружия и гордо поднятой головой.
– Оркестр, музыку! Слушай мою команду, кругом! – Строй абсолютно синхронно повернулся на каблуках, как раз за секунду до того, как волна газа окутала все вокруг, заслонив собою солнце.
Андре закрыл глаза и задержал дыхание. Сложно понять, что происходило дальше. Сначала стал затухать оркестр. Кто-то сбился с ритма, заиграл невпопад, замолкали трубы, одна за другой, звук угасал вместе с жизнями хозяев. Иногда из последних сил пробивался одинокий горн, но то была не мелодия, но страшный скрежет страдающего музыканта.
Потом кашель, ужасный бесконечный кашель. Не тот кашель, что мучает при простуде, но отвратительный, надрывный, дерущий глотку и не дающий набрать воздуха в грудь. Когда удавалось вдохнуть, то новая порция отравы поступал в легкие усиливая боль. Кашель быстро превращался в бульканье, кровавые сгустки летели изо ртов умирающих солдат. Бесконечная агония, тела воинов, скрюченные в ужасных муках, руки, царапающие до крови свои же глотки. Обожженные, помутневшие глаза, а у иных и вытекающие. Кашель переходил в вой и обессиленный хрип, невозможно дышать, но и не дышать невозможно. Что бы ты не делал, ты получаешь лишь муку, боль распаляла еще большую боль. Где-то послышались выстрелы, кто-то облегчал свою участь, не выдержав страданий.
Бравый унтер вгрызался окровавленными зубами в землю. Начисто лишенный рассудка он искал хоть какого-то спасения, но тщетно. Газ уже пожрал его глаза и навсегда искалечил легкие. Ужасные страдания отняли разум, а весь рот заполняла земля, замешанная с кровью. Старый ординарец тут же рядом, уперев голову в эскарп, рвал бороду, просто чтобы ослабить бушующий в груди пожар. Неторопливо, раз за разом выдергивал из бороды клоки волос. Глаза его были закрыты и потому пока были целы, но разум пошатнулся. Ему казалось, что пришел судный день и если он откроет глаза, чтобы оглядеться, то Господь отнимет их. Грудь пожирал огонь, а он вздрагивал от каждого звука. Где-то рядом прекратился кашель, теперь слышен только слабый хрип и бульканье. Грохнул выстрел, старик вскрикнул, от чего изо рта хлынул новый поток крови, Пафнутий закашлялся. Теперь старик повалился на землю и без остановки кашлял. Он прижал руку ко рту и почувствовал, что изо рта вылетают какие-то ошметки. Пафнутий не знал, что дотрагивается до кусочков своих же легких. Прапорщик полз прочь от этого ада, пока глаза еще могли видеть он выбрался из окопа и побежал. Но вскоре упал и не смог встать. Изо рта лилась кровь, а в ушах звенело. Он продолжал ползти до тех пор, пока все вокруг не померкло. жажда жизни гнала его вперед не смотря ни на что. Он дотронулся до века, чуть надавил и почувствовал, как из-под него потекла какая-то слизь. Этой слизью был левый глаз прапорщика.
По безжизненному полю шагал немецкий офицер. Все вокруг было мертво, просто праздник смерти. Вся трава пожухла, ни одного зеленого листочка на деревьях. Он знал, что несколько полков вдоль линии фронта отправили на зачистку, глупость. Кто мог выжить в этом аду? Когда инженеры спустили с цепи этого демона из бутылки, в его подразделении с ума сошло два человека. Это не война, так не воюют. Офицер, погруженный в свои мысли шагал к вражескому окопу. Пока еще далеко, но вот уже виднеются первые трупы. Скрюченные в жутких позах. Он видел их руки, сжимающие комья земли. Что за страшная мука могла так изуродовать людей. Следом шел целый полк и одна мысль сновала по их голове: «Зачем все это»?
Офицер медленно подошел к окопу и заглянул в него, его тут же вырвало. Множество трупов, с расцарапанными шеями, окровавленными лицами. Лежат в вповалку, вцепившись друг в друга, будто в надежде укрыться от газа. Кто-то замотал лица бинтами, но и сквозь них проступают ужасные красные пятна. Подошли солдаты, многих рвало. Офицер посмотрел на странную фигуру. Русский офицер. Он стоял на коленях, положив руки на воткнутую в землю саблю. Голова покоилась на руках. Нижняя часть лица замотана белыми тряпками, насквозь пропитанными кровью. Грудь его тоже окрашена в багряный цвет. Странно, но он так и не повалился на бок, казалось, что русак просто преклонил колени для молитвы.
Офицер перепрыгнул через окоп и подошел ближе к мертвому врагу, желая рассмотреть того получше. Вдруг тот поднял голову и устремил на немца взгляд полный боли. Ни страха, ни ненависти, только боль. Офицер вскрикнул, поскользнулся и повалился на спину. Мертвец медленно поднялся с колен и ужасно захрипел. Этот булькающий хрип пронесся по округе леденя кровь. Где-то рядом кто-то вторил ему. Со всех сторон вдруг стали подниматься ужасные окровавленные мертвецы. Иные даже без глаз, с одними лишь пустыми глазницами, в которых виднелось какое-то мясо.
Дикий ужас охватил немцев, леденящий страх проник в глубины разума и сковал людей. Мертвый русский офицер не без труда выдернул саблю из земли и нетвердым шагом направился к немецкому офицеру. Тот так и не нашел сил, чтобы превозмочь страх и убежать. Русак зарубил его, после чего окинул взглядом врагов. Полк, целый полк против едва ли пятидесяти мертвецов, но что могут люди против умертвий? Как убить уже мертвых, как причинить боль и страдание тем, чье существование превратилось в боль? Андре взревел, страшный хрип подхватили четыре десятка изорванных глоток. Противник, имеющий более чем стократное численное превосходство не принял рукопашной и бросился прочь, налетая на проволочные заграждения и погибая в них. Враг бросал оружие и бежал не оборачиваясь, отстающих зарубали русские, которые гнали врага, на ходу выплевывая остатки легких, выблевывая свои внутренности и пытаясь на слух найти перепуганного врага. Атака мертвецов завершилась полным разгромом противника.
Андре полулежал на телеге, замотанный в окровавленные тряпки и лишенный возможности говорить капитан глядел на удаляющуюся крепость. Гарнизон покидал ее, пришел приказ отступать. Фронт был продавлен, Новогеоргиевская крепость пала и теперь уже не было смысла держать оборону. Игрушечная крепость выполнила свой долг с лихвой, пусть и дорого заплатила за это.
Мощные бастионы Новогеоргиевской крепости пали через две недели после начала артобстрела. Осовецкая крепость продержалась полгода. Он вспоминал телеграмму начальства с просьбой продержаться сорок восемь часов и спор с комендантом о том, стоит ли оглашать текст телеграммы.
Газовая атака практически уничтожила защитников крепости, единицы выжили на передовой, десятки в самой крепости. Андре чувствовал, как по щекам текут слезы и не мог понять, что заставляет людей встать против смерти, смерти мучительной и неминуемой. Он ее ждал, но остальные.
Здравствуй матушка.
Я знаю, что давно не писал тебе и теперь уже не понятно, о чем писать. Письмо наверняка будет сумбурным, но по-другому и не получится. Жермен погиб и в этом виноват я. Прости меня, я никогда себе этого не прощу, но ты прости.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
