Книга Кремль 2222. Преображенская площадь - Алексей Волков

Шедший впереди Михаил предостерегающе поднял руку и сам же первый стремительно залег, по привычке перекатившись за группу камней. Остальные отстали от него на какую-то секунду. Чуть замешкалась только Лина, но она до сих пор вела себя заторможенно, лишь изредка пробуждаясь к жизни.

Нет, Денис периодически очень ее жалел. В памяти девушка невольно всплывала такой, какая была при первой встрече, – с бездонными глазами, подвижная, привлекательная до одурения. Но не в такие моменты, когда главное – вовремя спрятаться, а не предаваться вселенской печали.

Зато дружинник с некоторой гордостью вскинул автомат. Палец передвинул предохранитель вниз до упора, на огонь одиночными. Щелчок получился громким, но тут уж ничего не поделать. На боевом взводе оружие выстрелить может. Мало ли! Споткнешься, зацепишься за что, случайно надавишь спуск…

Никого, достойного пули, в поле зрения не было. Правда, много ли увидишь за грудой перемешанного со щебенкой кирпича? Михаил рядом осторожно передвинулся так, чтобы выглянуть, не приподнимаясь над укрытием. Аксиома разведчика. В руках монаха появился уже знакомый небольшой бинокль.

– Вроде, кто-то промелькнул вдали. Но кто, не понять, – шепнул монах спутникам. И рукой указал, куда отползать.

Перемещаться ползком мужчинам было делом привычным. В отличие от девушки, которая привыкла ходить или бегать, и сейчас перебиралась почти на четвереньках.

Наконец, группа потихоньку достигла угла дома, свернула за него, и люди смогли встать.

– Ждите здесь. Я быстро поднимусь, постараюсь рассмотреть оттуда, – Михаил, пригибаясь, устремился к дальнему подъезду.

Выглядывать из-за угла никто не спешил. Осмотрелись, убедились, что с других направлений опасность пока не просматривается, и застыли в полной готовности встретить любой сюрприз капризной судьбы разведчиков. Даже Лина положила руку на рукоять сабли, однако буквально через какие-то секунды в глазах девушки появилась прежняя отрешенность. Захотелось хотя бы толкнуть ее, чтобы вернуть к действительности. Вчера при нападении крысособак пленница держалась намного лучше. А в бой стремилась, словно внутри проснулась боевая злость, и больше всего на свете девушке хотелось рубить всё и всех, кто окажется в досягаемости клинка.

Злость тоже может подвести, если застилает ум, однако нынешнее погружение в себя намного хуже. Тем более что человек подводит не только себя, но и тех, кто находится рядом.

Ждать, вообще не видя потенциальной опасности, было невозможно. Денис не выдержал, лег и подполз к углу дома. Выглядывал он осторожно, без резких движений, которые могут привлечь внимание, даже когда неприятель смотрит в другую сторону. Улица с этой позиции казалась пустой. Когда обзор ограничен сотней метров, обнаружить что-то не поможет самый мощный бинокль. Неизвестный враг или друг может находиться рядом, за соседним домом, а увидеть его не суждено. Или суждено, но в самый последний момент. Сколько раз уже нарывались!

Денису хотелось испытать новое оружие в реальном бою, но надо было как можно быстрее добраться до Кремля, а любой бой – это задержка. В самом лучшем случае.

– Там вроде бы нейроманты, а при них минимум два «Рекса», – оповестил вернувшийся Михаил. – Может, еще что-то есть за домами. Надо обходить.

Да, тут уж не постреляешь. Хотелось бы узнать, что затевается, только как бы в итоге не ввязаться в бой. Совесть Дениса была чиста – Кремль далеко, если какие-то силы собираются против него, то доберутся не скоро. Если же против Ниитьмы, то, по словам монахов, у тех есть чем отбиться от любого противника.

Пришлось забирать круче к западу, – если верить чуть просвечивающему сквозь облачную пелену солнцу. Опять потянулись незнакомые дружиннику улицы, то относительно сохранившиеся здания, то развалины, изредка – скверы и парки, которые опять требовалось обходить… Попадались на пути и аномалии. Чутье девушки явно отказало, зато их неплохо чувствовал Михаил. Заранее предупреждал, сворачивал в какой-нибудь двор и вел отряд иной дорогой. Дружинник давно потерял всякую ориентацию. Он знал Москву лишь по картам, которые упорно не желали состыковываться с реальностью. Табличек на улицах, разумеется, не осталось, а отличить одно здание от другого – это вообще нечто сказочное, когда речь идет об обычных домах, а не о чем-то памятном, могущем служить ориентиром. Если видел хоть раз – дело другое, а так – здания как здания. Разница лишь в сохранности.

Ориентировался ли здесь Михаил, сказать было труднее. Монах вел группу так, словно ходил здесь не раз и не два; но почему тогда он явно понятия не имел о многих местных «достопримечательностях» в виде Ледяных Гейзеров, Полей Смерти, тех же скверах с хищными растениями? Разведчики несколько раз чуть не натыкались на животных, но это понятно: те тоже перемещались, хотя бы в пределах охотничьей зоны, и помнить о них было непросто. Память не бездонна. Потому монахи могли уже когда-то проходить здесь, а могли и не проходить. Только общее направление монахи обязаны были знать, а прямых путей в городе все равно нет.

Стало сказываться постоянное напряжение. Не сразу, люди неплохо отдохнули в Ниитьме, однако несколько часов движения заставили думать о хотя бы небольшом привале. Просто двигаться не трудно, но ведь приходилось постоянно высматривать потенциальные и реальные опасности, вслушиваться в каждый звук, держать оружие наготове, а порою на всякий случай или залегать, или торопливо бросаться за дома. Но нынешний переход мог считаться спокойным – по сравнению со вчерашним, например. Или с позавчерашним. Все в жизни относительно.

Мужчины вели себя нормально, но девушка уже не шла, а брела, механически переставляя ноги и ни на что не обращая внимания. Дружинник старался держаться рядом, чтобы помочь, если что. Странно – он словно впервые увидел ту, которая буквально вчера произвела неизгладимое впечатление. Тогда вокруг девушки словно светилось не дающее разглядеть подробности сияние. Сейчас оно погасло. Подбородок девушки оказался узким, и в профиль хорошо было видно, как над ним нависает загнутая книзу нижняя губа. Если что было красивым, так это глаза. Пусть выпученные, но все-таки непостижимо глубокие.