— Есть почта? — спросил Эймиас у камердинера, выйдя в холл.
Тот поднял на него озадаченный взгляд:
— Нет, я отдал вам все, что было, не более часа назад. Эймиас скорчил хмурую гримасу.
— Ну да. Приглашения и объявления. Это не совсем то, чего я жду.
— Ну, теперь-то мы можем идти? — поинтересовался Даффид, выглянув из кабинета.
— Куда? — буркнул Эймиас.
— На скачки, на луну! Ты что, не слышал ни слова из того, что я сказал?
Эймиас повернулся и, проследовав назад в кабинет, рухнул в кресло.
— Две недели, — мрачно произнес он. — Две недели — и никакого ответа. Вчера я чуть не вытряхнул душу у кучера почтовой кареты. Представляешь, до чего я докатился? Снова отправился на станцию и разыскал этого типа. Он клялся могилами своих предков, что доставил письмо по назначению.
— Может, они скрыли его от нее, — заметил Даффид. Он стоял, прислонившись к стене и глядя на своего названого брата. Хотя Эймиас особенно не распространялся о поездке в Корнуолл, тех немногих сведений, которые он сообщил, было достаточно, чтобы сделать интригующие выводы. Он не нашел и следа своей родни, однако отсутствующий вид и явное беспокойство, которые он демонстрировал с момента своего возвращения, заставляли предположить, что он нашел там что-то другое. Видимо, это касалось женщины, которую Эймиас не мог забыть, и не желал обсуждать.
— С какой стати? — поинтересовался Эймиас. — Она хозяйка в доме. Никто не станет проверять ее почту. — Его губы дрогнули в улыбке. — Я бы не осмелился. Нет, она наверняка получила письмо.
— В таком случае она не желает иметь с тобой ничего общего, — резонно заметил Даффид. — Смирись с этим.
— Чепуха! — огрызнулся Эймиас, вскочив на ноги. — На нее это не похоже. Она не из тех, кто прячет голову в песок. Вот что мне так нравится в ней. В числе прочего, — добавил он, прежде чем снова выйти из кабинета.
— Так мы едем? — спросил Даффид, следуя за ним.
— Нет, — сказал Эймиас, направляясь к лестнице. — Я еду. В Сент-Эджит. Чтобы убедиться, что она получила письмо. Чтобы поговорить с ней и услышать, что она думает по этому поводу, от нее самой. И тогда, возможно, я смирюсь. Но не раньше.
— Никогда не думал, что ты способен отправиться в такую даль ради юбки.
— Не ради юбки. Ради моей будущей жены.
— Ты имеешь в виду дочку Тремеллина, о которой ты рассказывал? — спросил Даффид.
— Нет, его подопечную, — отозвался Эймиас, шагая вверх по лестнице.
— Ту, которую нашли на берегу? — изумился Даффид, глядя ему вслед. — Мне показалось, будто ты сказал, что у нее нет имени.
— Нет, но будет. Мое. Во всяком случае, я на это надеюсь.
— Чтоб я пропал! — воскликнул Даффид. — Должно быть, это и в самом деле незаурядная женщина.
Эймиас не ответил. Он уже скрылся на лестничной площадке.
Глава 18
Эймиас хорошо знал путь. Поэтому на сей раз путешествие было короче, однако к тому времени, когда его лошадь свернула на дорогу, ведущую к дому Тремеллина, ему показалось, что с тех пор, как он уехал из Лондона, прошло невероятно много времени.
Небо было хмурым, дул пронизывающий ветер. Хозяин гостиницы, где Эймиас оставил свои вещи, предупредил его, что надвигается шторм, и посоветовал подождать до утра, пока шквал не выдохнется, прежде чем ехать дальше. Но Эймиас не мог ждать ни минуты, не говоря уже о нескольких часах, и продолжил бы путь даже в разгар урагана.
Добравшись до сторожки, он помедлил, вспоминая последнюю дождливую ночь, проведенную в Сент-Эджите. Затем двинулся дальше. В кармане у него был пистолет, а в животе, казалось, свернулся тугой узел. Но не потому, что он опасался Тремеллина. Эймиас знал, что тот презирает его, и не ожидал с его стороны ничего нового. Гораздо больше его беспокоило, что скажет ему Эмбер, если вообще станет разговаривать с ним. Она может отказаться видеть его, и ее можно понять. Возможно, она получила его письмо и встретит его с распростертыми объятиями. Или, что более вероятно, пощечиной и дверью, захлопнутой перед его носом.
Он не смирится с таким ответом, пока не поговорит с ней, но он последний человек, кто станет винить ее в чем бы то ни было.
Теперь Эймиас понимал, что вел себя непростительно. Впрочем, он понимал это и раньше, но старался не обращать внимания на укоры совести. Ему хватило одного дня вдали от Эмбер, чтобы осознать всю глубину своих чувств. Но потребовалось еще несколько недель, чтобы отказаться от своей мечты. Его новая мечта была ярче, но теперь она казалась еще менее достижимой. Ему нужна только Эмбер. Он должен довести до ее сведения, что готов на любое покаяние, лишь бы завоевать ее сердце.
Эймиас не думал, что она порвала его письмо, но вовсе не был так уверен в этом, как сказал Даффиду. Весьма вероятно, что она откажется разговаривать с ним. Он мог навсегда лишиться ее доверия. Доверия? Эймиас издал отрывистый смешок, заставивший его лошадь прядать ушами. Просто невероятно, что она вообще доверилась ему. Впрочем, если учесть ее неискушенность и его более чем достаточный опыт, можно понять, что она не устояла перед его мужественной внешностью в сочетании со светским шармом. Эймиас обеспокоено нахмурился. Разлука могла вернуть ее к реальности. С ним, во всяком случае, это произошло.
Это было не единственным, что тревожило Эймиаса. За недели, минувшие после его отъезда, Эмбер могла принять предложение Паско Пайпера. Довольно обычный поступок для отвергнутой женщины.
Всю долгую дорогу Эймиас терзался этими мыслями.
Он прожил нелегкую жизнь и выдержал больше лишений и боли, чем большинство людей. Но физическая боль не шла ни в какое сравнение с моральной пыткой. Нервы его находились на пределе, когда он подъехал к дому Тремеллина.
Привязав лошадь к дереву, он подошел к парадному входу.
Дверь открыла горничная, разинувшая рот при виде Эймиаса.
— Я бы хотел поговорить с мисс Эмбер, — сказал он. Она исчезла в доме, оставив его стоять на пороге. Эймиас постарался взять себя в руки.
Но вместо Эмбер в дверях показался Тремеллин с суровым выражением лица и плотно сжатым ртом.
— Я не забыл, что вы запретили мне возвращаться сюда, — сказал Эймиас. — Но я должен поговорить с Эмбер.
— Это невозможно, — отрезал Тремеллин.
Эймиас готов был к любому приему и, помимо пистолета, приготовил речь, которую репетировал всю дорогу.
— Всего лишь несколько минут, — сказал он. — Это все, о чем я прошу. Я знаю, что у вас нет причин доверять мне. Но если я и ввел вас в заблуждение, то только относительно своей семьи. Конечно, я многое утаил, но это нельзя назвать ложью. Послушайте, любой на моем месте поступил бы так же. В прежние времена каторжников клеймили. Больше этого не делают. Да, их наказывают, но оставляют шанс изменить свою жизнь и добиться большего. Именно это я и пытался сделать. Однако когда вы поинтересовались моими намерениями, я рассказал всю правду. Тремеллин, будьте благоразумны. Я не причиню ей зла. Можете стоять рядом слушать, но я должен поговорить с ней.
