* * *
– Мисс Поттс, у нас еще работает Стэн Танкок? – спросил Хьюго, вернувшись в контору.
– Да, сэр Хьюго, – ответила секретарь, сопроводив его в кабинет. – Грузчиком на складе.
– Ко мне его. Немедленно, – велел председатель, валясь в свое кресло.
Мисс Поттс поспешила исполнять.
Хьюго взглянул на стопку папок с документами для очередного собрания правления. Щелчком раскрыл верхнюю: требования профсоюза по итогам последней встречи комитета с администрацией. Он дошел до четвертого пункта – ежегодного оплачиваемого двухнедельного отпуска, – когда в дверь постучали.
– К вам Танкок, председатель.
– Благодарю, мисс Поттс. Пусть войдет.
– Вызывали, начальник? – спросил Стэн, немного нервничая.
Хьюго поднял взгляд на коренастого небритого докера, пивной живот которого оставлял мало сомнений в том, на что уходила по пятницам большая часть его заработка.
– Танкок, у меня для тебя есть работа.
– Слушаю, начальник, – приободрился Стэн.
– Это касается твоей сестры, Мэйзи Клифтон, и принадлежащего ей земельного участка на Брод-стрит, где раньше стояла кофейня Тилли. Знаешь что-нибудь об этом?
– Да, начальник, какой-то тип предложил ей за него две сотни фунтов.
– Вот как? – сказал Хьюго, доставая из внутреннего кармана бумажник. Он вытянул хрустящую пятифунтовую банкноту и положил ее на стол. Хьюго вспомнил свиные глазки этого человека, который точно так же облизнулся при подкупе, свершившемся в былые годы. – От тебя требуется, Танкок, чтобы твоя сестра приняла предложение, не догадываясь о моем участии.
Он подтолкнул банкноту по столу.
– Запросто, – сказал Стэн, глядя уже не на председателя, а только на пятифунтовую бумажку.
– Получишь вторую, – пообещал Хьюго, похлопав по бумажнику, – когда она подпишет контракт.
– Считайте, что дело сделано, начальник.
– Мои соболезнования по поводу твоего племянника, – буднично добавил Хьюго.
– Да мне-то без разницы, – сказал Стэн. – По мне, так слишком зарвался.
– Похоронили в море, как мне сказали.
– Ну да, уже больше двух лет как.
– А вы откуда узнали?
– Судовой врач приезжал к сестре, вот откуда.
– И что, он подтвердил, что молодого Клифтона похоронили в море?
– А как же. Даже привез письмо от какого-то малого, который был на борту, когда умер Гарри.
– Письмо? – Хьюго подался вперед. – И что там сказано?
– Без понятия, начальник. Мэйзи так и не вскрыла его.
– Что же она сделала с письмом?
– Да ничего, так и осталось на каминной полке.
Хьюго извлек вторую пятифунтовую банкноту.
– Мне нужно взглянуть на это письмо.
34
Хьюго резко ударил по тормозам новой «лагонды» при звуке своего имени в устах уличного газетчика.
– Сын сэра Хьюго Баррингтона награжден за мужество в сражении при Тобруке! Читайте об этом все!
Хьюго выскочил, дал мальчишке полпенни и увидел на первой странице фотографию сына тех времен, когда тот был капитаном команды в Бристольской классической школе. Он вернулся в машину, выключил зажигание и стал читать:
«Джайлз Баррингтон, второй лейтенант 1-го батальона Эссекского полка, сын баронета Хьюго Баррингтона, награжден Военным крестом за операцию в Тобруке. Лейтенант Баррингтон повел в атаку взвод через восемьдесят ярдов открытой пустыни, уничтожил немецкого офицера и пять солдат противника, а затем захватил вражеский блиндаж и взял в плен 63 немецких пехотинца из экспедиционного корпуса Роммеля. Подполковник эссексцев Робертсон описывает действия лейтенанта Баррингтона как проявление отменных командирских навыков и беззаветного мужества перед лицом превосходящих сил противника. Командир взвода лейтенанта Баррингтона, капитан Алекс Фишер, его бристольский одноклассник, участвовал в той же операции и упоминается в рапортах, как и их земляк капрал Терри Бэйтс, мясник с Брод-стрит. Лейтенант Джайлз Баррингтон, кавалер Военного креста, в дальнейшем был схвачен немцами, когда Роммель осадил Тобрук. Ни Баррингтон, ни Бэйтс не знают о своем награждении, так как оба находятся в немецком плену. Капитан Фишер без вести пропал в бою. Подробнее читайте на страницах 6 и 7».
Хьюго поспешил домой поделиться новостями с матерью.
– Как бы гордился Уолтер! – молвила она, дочитав. – Надо срочно позвонить Элизабет – может, она еще не знает.
Имя его бывшей жены прозвучало впервые за долгое, долгое время.
* * *
– Я решил, что вам следует знать: миссис Клифтон помолвлена и носит кольцо, – доложил Митчелл.
– Неужели кому-то вздумалось жениться на этой суке?
– Похоже, что мистеру Арнольду Холкомбу.
– Кто это?
– Школьный учитель. Преподает английский в начальной школе в Мерривуде. Он, кстати, учил Гарри Клифтона, пока тот не уехал в школу Святого Беды.
– Но это же было сто лет назад. Почему вы не говорили о нем раньше?
– Они сошлись совсем недавно, когда миссис Клифтон записалась в вечернюю школу.
– Вечернюю школу? – переспросил Хьюго.
– Да, – ответил Митчелл. – Она учится читать и писать. Яблоко от яблони…
– Вы это о чем? – вспылил Хьюго.
– Она лучше всех выдержала курсовой экзамен.
– Неужели? Пожалуй, мне стоит навестить мистера Холкомба и просветить, чем занималась его невеста в те годы, когда они не общались.
– А мне, наверное, стоит заметить, что Холкомб боксировал за Бристольский университет, и это познал на себе Стэн Танкок.
– Я за себя постою, – возразил Хьюго. – Сейчас я хочу, чтобы вы понаблюдали за другой женщиной, которая может оказаться не менее опасной для моего будущего, чем Мэйзи Клифтон.
Митчелл извлек из внутреннего кармана крошечный блокнот и карандаш.
– Ее зовут Ольга Пиотровска, живет в Лондоне, дом сорок два по Лоундес-сквер. Я хочу знать о всех, кто с ней встречается, и, в частности, о том, допрашивали ли ее когда-либо ваши бывшие коллеги. Не упускайте ни единой мелочи, какой бы заурядной она вам ни показалась.
Как только Хьюго умолк, блокнотик и карандаш исчезли. Затем он вручил Митчеллу конверт – сигнал о том, что встреча окончена. Митчелл убрал гонорар в карман пиджака, поднялся и захромал прочь.
* * *
Хьюго удивило, как быстро ему наскучило быть председателем совета директоров компании Баррингтонов. Присутствие на бесконечных заседаниях, чтение бессчетных документов, циркуляры, протоколы и меморандумы плюс горы писем, требовавших ответа. Помимо всего этого, мисс Поттс каждый вечер вручала ему перед уходом портфель, пухлый от бумаг, которые необходимо было изучить к восьми часам следующего утра.
