Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Потом вдруг вспомнилась ему девушка — не эта, которая сидит сейчас рядом с ним, а совсем другая. Девушка с солнечным именем Светлана. Этой девушки не было. Просто не существовало в природе. Она растаяла, ушла от него, как ушла когда-то Кнопка. Улетела облака, оставив о себе лишь перистое облако-воспоминание, наполненное запахом диких лесных трав и поле цветов. Так недолго она была рядом…
И теперь та, другая, чужая, почему-то снова и снова повторяла ее имя. «Светлана», — повторяла она, и было невыносимо, это было еще больнее, чем слышать все остальное…
Он поднялся с кровати, торопливо натянул на себя одежду. Каждая секунда казалась протяженностью в бесконечность. Невыносимо уже было находиться здесь, оставаться рядом с ней — с той, которая разрушила его жизнь, которая сбросила его с легкого воздушного облака вниз, на оголенные скалы. Она шептала:
— Прости.
А он просто не понимал, что значит это слово. Как это бывает. Она как будто на другом языке с ним разговаривала. Язык этот был для него чужой, и сама она — чужая, бесконечно далекая, как будто сотни тысяч световых лет их теперь разделяли, несмотря на то, что находились они пока еще в одной комнате.
Пока еще.
Время все же не стояло на месте. Все же оставляло приметы своего ухода — вот он сделал шаг, другой, третий. Что-то заставило его обернуться. Он обернулся и снова увидел ее лицо.
— Скажи, что это неправда. Прошу тебя, скажи. Она опустила глаза и тихо ответила:
— Это правда.
Ни один мускул не дрогнул на его лице. Ничто не шевельнулось в душе. И даже зрительный отпечаток почти не сохранился в памяти. Бледное лицо, светлые волосы, длинные ресницы. Много у него было точно таких же голубоглазых блондинок. Память безжалостно смешала этот образ с десятками других, встреченных прежде. Одна из них, одна из многих… Что ж, жизнь идет по накатанной колее. Он уже давно привык к этому. Это было совсем не трудно — вычеркнуть из жизни, из души своей…
Он вышел из квартиры. Стены по-прежнему давили на него, и чувство это не покидало даже тогда, когда он оказался на улице, когда вдохнул полной грудью свежий утренний морозный воздух. Ощущение замкнутого пространства не отпускало: ему казалось, что все это иллюзия, что на самом деле он все еще там, на кровати, все еще заперт в клетку, и сил больше не остается для того, чтобы вырваться из нее.
Он шел вперед быстрыми шагами, не задумываясь о цели своего пути, мечтая лишь об одном — вырваться наконец из замкнутого пространства. Боль, сконцентрированная тысячекратно в самом потайном уголке души, теперь выплеснулась наружу. Тугой струйкой раскаленного железа она разливалась по всему телу, бежала по венам, смешиваясь с кровью, пульсировала в висках. Эта боль начинала сводить его с ума, она подчиняла его себе, делала послушным своим рабом: сейчас он был готов на все, что угодно, лишь бы ослабить хоть ненамного эту железную хватку.
Ощущение внешнего мира вернулось к нему не скоро. Он вдруг обнаружил себя почти на самой окраине города, в стороне от жилых массивов, на заброшенном пустыре. С трудом сориентировавшись в пространстве, он через некоторое время выбрался на проезжую часть. Остановил проезжающую мимо машину, назвал свой адрес и упал на заднее сиденье, снова погрузившись в себя.
Сознание все еще отказывалось принимать реальность такой, какая она есть. Он словно находился под анестезией, которая парализовала мозг и не давала возможности размышлять, анализировать. Боль продолжала бурлить внутри, заражать кровь, надрывать сердце.
Машина остановилась, он вышел, почти не узнавая местности, как-то наугад добрел до дома, отыскал в кармане ключи. Вошел в квартиру. Не разуваясь, прошел в комнату и опустился в кресло.
На стене напротив висели часы. Сергей вдруг подумал о том, что ему нужно идти на работу.
Эта была первая мысль, никак не связанная с болью. Но боль шла вслед за ней — теперь она выливалась наружу бурным потоком ярости и сухих слез. Он резко поднялся с кресла и рывком открыл дверь в родительскую спальню. Там было пусто. Он бросился на кухню, едва не сорвал с петель дверь в ванную. Там тоже никого не было.
Бессильная ярость сдавленным стоном сжала горло. Ему казалось: если бы в этот момент он увидел отца, он просто убил бы его. Он бы набросился на него, не задумываясь о том, что делает. Повинуясь лишь голосу ярости, которая бурлила, клокотала в нем, которая требовала выхода, потому что слишком тесно уже становилось в его душе, не способной вместить в себя всю эту огромную боль сразу.
Сергей снова перевел взгляд на часы. Он почему-то никак не мог вспомнить, в какое время отец обычно уходил на работу. Он никак не мог понять, что означает эта комбинация цифр на циферблате. Ноль семь тридцать четыре. Какой-то магический код, который невозможно разгадать. Ноль семь тридцать четыре.
Нет, слишком рано. Он понял наконец — половина восьмого. В это время отец еще должен быть дома, а мама… Мама уже должна была вернуться с ночной смены. Смена в больнице закончилась еще час назад…
Словно в ответ на его раздумья резко прозвучал телефонный звонок. Сергей бросился к телефону, ожидая услышать голос отца и собираясь уже сказать ему все, все что думает, что знает теперь о нем…
Услышал и в самом деле голос отца. Только сказать не успел ничего.
— Сережка? Наконец-то, где тебя носит, черт возьми! Сотовый почему отключил? Срочно приезжай, мама в тяжелом состоянии.
— Что?! Что ты сказал? Что с ней?
— Я пока точно не знаю. Она пострадала во время пожара. Приезжай, слышишь?
— Да, конечно. Конечно, я сейчас приеду…
Он опустил трубку и долгое время стоял без движения. Не мог поверить в то, что услышал. Не умещалось в душе столько горя сразу. Разрывалась она на части. Он почти физически это ощущал…
Невозможно было в это поверить. Павел знал: так всегда бывает, когда происходит в жизни что-то ужасное. Срабатывает какой-то защитный механизм, и сознание человека отторгает реальность, не воспринимает ее, видимо, смягчая таким образом силу удара. Из больницы ему позвонили в четыре часа утра. Он еще не успел заснуть, все ворочался в постели, снова и снова возвращаясь к мыслям о предстоящем выборе. Странно, но в эту ночь он впервые с момента встречи вдруг почувствовал всю тяжесть прожитых лет. Удивительное, сказочное ощущение вернувшейся молодости вдруг покинуло его, и ему показалось, что за эти полтора месяца непрерывных и мучительных раздумий он даже постарел. Постарел не на месяцы, не на годы, а на целую жизнь. И эта невыносимая тяжесть в душе и была тяжестью прожитых лет, она давила, пригибала его к земле, и невозможно было ей сопротивляться, не было сил преодолеть ее…
С прежней удивительной легкостью он воскрешал в сознании образ Валерии. Раньше это был для него спасительный бальзам, самый легкий способ подняться с земли и воспарить над облаками, но этой ночью все было по другому. В эту ночь он остро ощутил, что там, под облаками, ему будет слишком сильно не хватать земли. Он будет смотреть вниз не торжествующим, а грустным взглядом, будет обречен на вечную тоску по тем, кого оставил на земле… Будет то же самое, что и сейчас, с той лишь разницей, что сейчас он тоскует по небу.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
