Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
К тому же, уездный судья, поскольку задержанный был в годах и не соответствовал для службы в армии, велел отправить бродягу с каторжанами сорок третьей партии в Томск на поселение.
Тот не возражал и выдержал плети без единого вскрика. Околоточный, наблюдавший за экзекуцией, только покачал головой, но, ни слова не сказал.
Каторжане отнеслись к монаху, как к своему. К тому же, странник после двадцати плетей идти сам не мог и урядник распорядился, чтобы болезному выделили место на телеге в обозе сорок третьей партии.
Впереди была Сибирь. Фёдор Кузьмич лежал на левом боку и смотрел на подступающие к тракту осенние перелески. Горьковатый запах осин доносился из лесу, как напоминание о том, что жизнь причисленного к каторжанам не сулит молока и сахара. Но Фёдор Кузьмич считал, что легко отделался. Коня забрали? Ну и пусть. Зато иконы в целости сохранности! Даже подрясник оставили. И выправили какие ни на есть документы. Правда, расписываться монах не умел и урядник попросил расписаться за него мещанина Григория Шпынёва. В тот же день странник обратился к уряднику с просьбой:
– Cher ami…,[73]– и осёкся.
Тот подозрительно покосился на монаха и переспросил:
– Проголодался, ли чё ли? Так неча хфранцузского шаромыжника из себя корчить. Только хфранцузы так побирались, когда из России драпали. Ну, что ж, вот тебе горбушка, луковка и два яйца. Не обессудь, чем могу…
Надо сказать, русский шаромыжник очень доволен был выделенным пайком, потому как не ел уже давно. Однако сам себе сделал замечание: никаких слов на иностранных языках! Категорически! Иначе более дотошный пристав станет докапываться – писать не умеет, а (х)французский знает! И неприятностей не оберёшься.
Долго ли, коротко ли, а каторжный этап дополз-таки в Боготольскую волость Томской губернии. Заключённых разогнали по баракам, а Фёдора Кузьмича разместили в ночлежке охранки. Но отдохнуть с дороги не дали. Обер-полицмейстер явился за Фёдором Кузьмичом и растолкал ничего не понимающего арестанта.
– Хватит спать! – рявкнул обер-полицмейстер. – В бараке один из каторжных представиться удумал. Так он вместо священника тебя потребовал! Чем же ты, арестант, им так угодил за время этапа?
– Да ничем, – пожал плечами монах. – Я когда вставать с телеги смог, то ходил меж кандальников, помогал, чем мог, хлебом делился, только и всего. К болезному не меня, а батюшку позвать надо. Не по-христиански это – умирать без священника.
Через несколько дней тот же обер-полицмейстер с пересылки объявил Фёдору Кузьмичу, что тот причислен к селу Зерцалы Боготольской волости Ачинского уезда, но сейчас его определили на жительство в Краснореченский винокуренный завод.
– Будешь там учётником, всё польза какая, – сообщил обер-полицмейстер.
Фёдор Кузьмич был несказанно рад: ведь всё, что ни делается – от Бога! Сатана может подобраться к человеку, только когда тот сам от Бога отворачивается.
Работа учётчика оказалась несложной. Правда начальник винокуренного завода знал, что Фёдор Кузьмич владеет грамотой, но на это попросту никто не обращал внимания.
Всё же, монах мог принести гораздо больше пользы людям. Благо, что он мог это и принялся делать. Сначала осторожно, потом более открыто начал ходить по семьям рабочих и купечествующих с тем, что обучал детей грамоте, Слову Божьему, географии. А некоторых девочек даже наставлял по предмету общественного этикета. Больше всего это понравилось не девочкам, а их родителям. Шутка ли! Маленькие девочки вели себя настолько прилично, что могли сойти за великосветских дам.
Взрослые принялись запросто приходить в гости к Фёдору Кузьмичу, а некоторые обращались к нему за советом. И за несколько лет он заработал не только народное уважение, а все до единого не величали его никем, а именно старцем!
Однажды к старцу заглянул сибирский казак Семён Сидоров с какими-то бытовыми вопросами. Казак и раньше не раз обращался к Фёдору Кузьмичу. Советы старца настолько выручали Семёна, что иного советника ему уже не хотелось. А в этот раз Сидоров пришёл к старцу не столько за советами, сколько за тем, чтобы тот дал согласие на постройку отдельной монашеской кельи в станице Белоярской. Семён приметил, что Фёдор Кузьмич стремится к уединению, а на винокуренном заводе такого не сыщешь. Старец, конечно же, не возражал, только удивился:
– Я, Семён, заплатить-то ничем не смогу. Какая тебе от этого выгода?
– Ты, Фёдор Кузьмич, не обижай меня! – надулся казак. – Я ведь знаю, что за свои труды ты ни с кого денег не берёшь, разве что едой. Но это у нас на Руси и без всякой оплаты положено. Даже в сказке Иван-дурак говорит бабе Яге: ты, мол, сначала напои меня, накорми, спать уложи, в баньке попарь, а уж потом про дела спрашивай. Так вот. Я могу на окраине станицы, аккурат недалеко от леса, поставить тебе келью-избушку. Не хоромы какие, а своя крыша над головой будет. Ну, что, согласен?
На том и порешили. Только через пять лет после прибытия в Сибирь Фёдор Кузьмич смог жить по-человечески. За ним уже не было полицейского надзора, и он мог в любое время уединиться в своём домике-келье. Но чаще всего старца там не было, потому что, переходя из дома в дом, он учил крестьянских детей грамоте, знакомил их со Священным Писанием, историей, географией. Взрослых он удивлял религиозными беседами, рассказами из отечественной истории, о военных походах и сражениях. Причём, вдавался в такие мельчайшие подробности, будто присутствовал в битвах сам, что вызывало у слушателей недоумение: откуда старец мог знать такие тонкости? Однажды тому же казаку Семёну Сидорову он обмолвился:
– Ты, Семён, зря сетуешь на указы императора. Ему виднее, как защитить Государство Российское. Много битв ещё впереди. А отец Серафим Саровский часто говаривал: «Тогда у нас будет Православное Царство, когда отбиты будут три масонских нашествия, прославлен в лике святых последний царь и преданы земле сатанинские мощи».
– Что ты такое говоришь, Фёдор Кузьмич! – взъерепенился казак. – Какой последний царь? Россия погибнет без Самодержца! И какие такие сатанинские мощи?
– Так говорил старец Серафим, – повторил Фёдор Кузьмич. – Ещё он сказал, что будет некогда Царь, который его прославит, после чего будет великая смута на Руси, много крови потечёт за то, что восстанут против этого Царя и Самодержавия, но Бог Царя возвеличит. Я думал, что восстание дворян в двадцать пятом – та самая великая смута, ан нет. С этой смутой император Николай сумел справиться. И не он будет прославлять Серафима Саровского, которому даровал Господь прозрение, потому старец видел будущее нашей Родины на несколько сотен лет вперёд.
– Иди ты, – не поверил казак. – Кто ж тебе сказал про пророчества старца?
– Он сам, – кротко ответил Фёдор Кузьмич и замолчал.
– Выходит, нам всегда надо быть готовым к войне? – продолжал размышлять вслух Сёмин. – Выходит, неча ждать мира, когда всяк пытается кого-то убить и ограбить? Выходит, Бог оставил нас ждать пришествия жидов, что б те русаков в рабство продавали?
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
