Прятаться журналист Андрей Тверской все-таки не стал. Мало ли что там Варвара навыдумывала! Она хоть и из Следственного комитета (или, может, даже из другой конторы – покруче), но все равно женщина. А значит, по сути по своей – перестраховщица. Клуша.
Сначала Андрюшу она напугала. Он сотовый отключил, батарейку вынул. Пока везли его на фээсбэшной машине из Камышля в столицу, даже посматривал (от нечего делать), нет ли «хвоста». А когда в Москву въехали и он увидел обычные столичные толпы, несущиеся по своим делам (и никому ни до кого нет дела – тем более до него!), журналист о личной безопасности стал меньше печься. А назавтра в редакции побывал, получил от главного редактора страшный нагоняй за то, что непроверенные материалы анонсирует. На сайте газеты анонс его дикий, обещавший раскрыть все тайны договорных матчей, провисел (как сказали ему добрые коллеги) не больше пары часов. Сняли с треском. И в печатную версию газеты, разумеется, не поставили.
Постепенно Андрюша совсем расслабился. И телефон свой мобильный включил, и проживал по месту регистрации. Правда, иногда вдруг накатывало. И начинало казаться: он и впрямь под колпаком! Какая-то машина с наглухо затонированными стеклами целый день стоит зачем-то под окнами… Женщина, которую он привык встречать возле дома с коляской, вдруг попадется ему в деловом костюме с другой прической и у работы… Лимузин один и тот же следует за его старой «Нексией» чуть не всю дорогу… Журналист списывал эти видения на легкую паранойю, связанную с усталостью и стремной, что ни говори, темой про избитого футболиста. Но потом… Однажды он вдруг нежданно-негаданно увидел в ленте сообщение – и чуть в обморок не грохнулся:
А через полчаса потрясенному Тверскому позвонила Варвара.
Джаз для центра нападения
Раз на дворе стоит пятьдесят шестой и его все считают Стрельцовым – значит, он и должен быть Стрельцовым. И вести себя так, как он. Пахать на тренировках. В матчах обманывать защитников и забивать голы. Ценить мужскую дружбу в команде и особенно не выделяться среди ребят. Жить среди них по тогдашним правилам.
Хотя привыкнуть было, конечно, сложно. Он и не думал, что середина пятидесятых настолько отличается от привычного двадцать первого века! То, что ни у кого нет мобильных телефонов, гаджетов и компьютеров, – понять можно. Но сколько несовершенство связи приносило неудобств! Чтобы позвонить домой маме, надо идти в кабинет начальника команды и просить воспользоваться аппаратом. И мог ведь еще не разрешить! Возьмет и отрежет: «Я занят! Позже приходи, Стрельцов!» Можно было прогуляться в пансионат, где стоял телефон-автомат, но только надо заранее запастись монетами по пятнадцать копеек.
С развлечениями вообще царил (как они там тогда говорили) сплошной мрак. Единственный на базе телевизор стоял в красном уголке (так они называли досуговую комнату) и диагональ экрана имел около тридцати – нет, не дюймов, а сантиметров. Не надо говорить, что изображение было черно-белым, временами мерцало, а то и вовсе пропадало. Демонстрировалась всего одна программа, по которой крутили оперы, балеты и торжественные заседания.
Нет худа без добра – народ читал книги. Хотя и с ними все было непросто. Захотел прочесть, к примеру, «Золотого теленка» – пожалуйста, в библиотеку, а там, натурально, очередь. Запишут во второй десяток – к концу пятьдесят седьмого года, может, подойдет. Детективов они при социализме практически не печатали. Появился очень смелый журнал «Юность», который все хвалили и передавали из рук в руки, и там, представьте, опубликовали с продолжением «Дело пестрых». И у кого роман (в четырех зачитанных журналах) имелся, считался богачом. А все остальное, что печаталось, – туфта (как они выражались) была страшная. Сплошные агитки про социализм и страшилки о том, как ужасно живется при капитализме. Так и хотелось на каком-нибудь комсомольском собрании встать и сказать: «Ребя, о чем вы тут гутарите! На пенсию вы пойдете (кто доживет) при проклятом капитализме, вас на московских улицах «Роллс-Ройсы» давить будут!» Но, конечно, после такого заявления (даже в кругу проверенных друзей) прямой путь ему был на лесоповал или в дурку, поэтому приходилось предусмотрительно молчать.
Из-за скуки он пристрастился читать. На русскую классику очередей в библиотеке не было. Подразумевалось, что все прочитали ее в школе. А он, когда был в двадцать первом веке, на нее не нажимал. Теперь попробовал – понравилось. «Герой нашего времени», «Война и мир», «Отцы и дети». Что за характеры! Что за люди! Прямо подражать им хотелось.
Да и современные вещи тоже оказались сильными. «Как закалялась сталь», к примеру. Или «Повесть о настоящем человеке». И ведь про реального мужика история, нашего современника – после войны всего одиннадцать лет прошло.
В кино тоже появлялись занятные вещи. На базу сборной приезжала передвижка, показывали фильмы, которые все называли «трофейными». Он долго не мог понять, почему трофейные, если ленты американские, а с Америкой СССР не воевал, а, наоборот, был во время Великой Отечественной ее союзником. Однажды Сырцов втихаря, чтоб никто не слышал, боясь снова попасть впросак, спросил о трофейном кино у Козьмы. Тот оказался парнем подкованным, а если сравнивать с уровнем игроков ХХI века, и вовсе эрудированным. Пояснил: фильмы американские, но наши их захватили у немцев, потому – трофеи. Эдику хотелось спросить, а как насчет авторского права, интеллектуальной собственности и прочего, но он понял, что лучше не умничать – наверное, даже для начитанного Иванова эти понятия покамест пустой звук.
Появились (из разговоров ребят стало понятно, что раньше, при Сталине, их вовсе не было) советские приключенческие фильмы: то же «Дело пестрых», например. И «Тайна двух океанов». С кино, кстати, был связан один случай, когда Сырцов-Стрельцов опять чуть не засыпался. На базу по второму разу по просьбе команды привезли «Карнавальную ночь». Все собрались идти, а он решил манкировать. Когда к нему пристали, почему, он возьми да брякни: «Вас еще этой комедией затрахают. Каждый Новый год по ящику показывать будут».
Странная тишина повисла в комнате (а он, дурак, брякнул при всех в столовой).
