Достопочтенный родственник, похоже, опешил. Должно быть, я показался ему каким-то скелетом-призраком на банкете, ведь Картер был его школьным товарищем. Баррел обожал портвейн и как раз собирался в тот день отобедать в ресторане «Клокмейкерс-Холл», где портвейн № 47 значился в карте вин.
– Правда, мистер Таббз, простите, но мне…
– Да полно, ничего, пустяки. Заканчивайте свои дела, не обращайте на меня внимания. Когда разделаетесь, освободитесь, пройдёмся по улицам, покажете мне Королевскую биржу, Хлебный рынок, Биллингзгейт – главные достопримечательности столицы, так сказать.
В этот момент я заметил на письменном столе дяди кусок кварца.
– Что это у вас тут булыжники валяются? Дорожно-ремонтными работами, стало быть, занимаетесь?
Дядя испустил глубокий вздох облегчения, положил самопишущее перо и, покраснев, посмотрел мне в лицо:
– Работа как раз для вас, Таббз. О боже, рад сослужить добрую службу сыну Орландо.
Он взял лист бумаги, черкнул несколько строк и передал записку мне:
– Вручите это в «Сток и Баррел», Торговый дом Грешэм. На следующей неделе меня, вероятно, не будет в Лондоне. А так бы я с удовольствием принял вас. Сейчас у меня важная деловая встреча. До свидания, привет вашему отцу.
Баррел-младший оказался славным представителем лондонских биржевиков, с нездоровым румянцем, немного суетливый, но зато откровенный, непринуждённый, без всякой спеси. Он пробежал глазами записку нашего дяди.
– Очень приятно, старина. Мы, стало быть, родственники. Не хотите ли отобедать с нами сегодня вечером? В семь часов, на Онсло-сквер. А пока поговорим об интендантской службе.
– О чём, прошу прощения?
– Об интендантстве.
– Это ещё что за должность?
– Как вам сказать… Речь идёт о прииске, золотом прииске.
– Но я не хочу ехать за границу.
– Это в Северном Уэльсе. Прочтите письмо старика Баррела.
Дорогой племянник!
Дамбрелл просил меня рекомендовать своего человека на должность начальника хозяйственной службы Долкаррегского прииска. Если место ещё вакантно, устройте на него моего двоюродного племянника Таббза, предъявителя сего. Условия: 50 акций по 5 фунтов, 2 фунта предоплаты. За приобретение акций ручаюсь.
– О, а дядя не промах. Значит, место ещё не занято. А сколько я буду получать?
– Сейчас же отправляйтесь к Дамбреллу, в Минсинг-лейн, – ответил Баррел, черкнув несколько строк наискосок письма.
Найти Дамбрелла оказалось делом нелёгким.
– Да вы счастливчик, Таббз, – сказал он. – А я как раз собирался написать Джекобу Файфулу и пообещать это место его племяннику, но ваш дядя – хороший мой друг, поэтому я поручаю должность вам. Завтра в девять часов утра мы отправляемся в Лланкаррег. У нас подобралась большая компания. Присоединяйтесь к нам. Юстонский вокзал. Дело стоящее, вот полюбуйтесь-ка.
Дамбрелл подошёл к сейфу и достал из него несколько небольших свёртков в китайской шёлковой бумаге. Он развернул пару свёртков – в каждом лежал великолепный золотой слиток. Дамбрелл прочёл наклейки:
5 мая – 3 унции.
6 мая – 5 унций.
7 мая – 8 унций.
– Шестого мая запустили новый «эрлангер», поэтому выработка возросла вдвое.
– А что такое эрлангер?
– Новая машина, названная так по фамилии изобретателя-американца. Прекрасный малый. Завтра вы его увидите. Он сейчас там, в Уэльсе. Руководит работами. Пойдёмте. Пожалуй, не грех выпить за знакомство бутылочку шипучего и пообедать в ресторане. Томас, сбегайте к Симкоксу, скажите, чтобы прислал один салат из омаров и один «стилтон». И поживее. Да прихватите бутылочку «моэта». И не забудьте пригласить мистера Пэрри.
Итак, воздав должное салату из омаров и шампанскому, мы проехали в великолепном почтовом фаэтоне Дамбрелла по Гайд-парку, где блистали нарядами дамы и кавалеры; прогулялись под сенью величавых дерев в Кенсингтонском саду под звуки оркестра Колдстрима, фланируя на высокой трибуне ярмарки тщеславия среди красавиц и фрачных щёголей, красавцев-актёров с великосветскими манерами; затем отобедали в Онсло-сквер: хрустальные бокалы, дивные цветы, общество очаровательной Беллы Баррел, сестры моего кузена, биржевого маклера, и дочери хозяина фирмы… Под воздействием всего этого у меня, человека неискушённого в таких соблазнах и привыкшего к мрачным интерьерам на алчестерской Пигрин-стрит, голова пошла кругом.
– Что ж… Если это и есть коммерция, – произнёс я в тот вечер, отпив из бокала бренди с содовой, – примите меня в неё.
II
Неудобства долгого путешествия по железной дороге в значительной мере скрашивают обильная провизия в плетёной корзине и хорошие сигары, особенно когда в купе собираются трое любителей роббера. Неудивительно, что мы вышли на станции Долбранднет, которая находится на Большой западной дороге, в самом хорошем расположении духа.
– Вы получили мою телеграмму, майор, насчёт места на козлах? – обратился Дамбрелл к долговязому вознице в сером костюме, обтягивавшем его худощавую, длинноногую фигуру; единственное, что оживляло серое однообразие его наружности, если не считать морщинистого, залитого румянцем лица, так это шарф брусничного цвета. Вооружившись моноклем, долговязый сердито просматривал список пассажиров, а его помощник суетился, размещая багаж и самих приезжих.
– Да, получил.
– И вы оставили для меня место?
– Уже недели две как занято, – ответил майор, уставив на вопрошающего свободный от монокля глаз.
Заметив на козлах прелестную юную особу, я перестал удивляться, что телеграмма Дамбрелла не возымела воздействия.
Ах, никогда больше мы не услышим среди уэльских холмов грохот экипажа, цокот копыт породистых лошадей! Размеренной рысью едем вверх по покатому склону, где, ощетинившись, сверху нависают сланцевые горы, внизу, в заросшем ущелье, – бурливый пенный Калан; холмы сменяются тихой горной долиной, затем – стремительный спуск под откос на тормозах, потом – галопом мчимся по равнине, сзади открывается дивный вид озера Мвинисил, откуда со счастливым уловом бредут ловцы форели. Ах, никогда больше не повторится эта поездка, и если явится, то разве лишь в сновидениях. Подковы стучат по крутому перевалу, мы едем навстречу седым холмам, мимо мрачного озера, приюта легендарных чудовищ, затем на полной скорости мчимся по полю, ровному, точно поверхность стола, и смотрим на облака, нависшие над Хенфиниддом. Лошади, почуяв овёс, ускоряют бег, мы сворачиваем, несёмся вниз по откосу, по дорогам, обсаженным ясенем и орешником; долина становится шире, река тоже, и вот уже видны серые стены, синие крыши и зависший в чистом вечернем воздухе дым из печных труб. Конец пути близок. Longae viae finis!
Когда дилижанс остановился перед гостиницей «Королевский орёл», перед её крытой галереей и садом собралась толпа зевак. Бородачи из Калифорнии и Австралии, смуглолицые корнуолльцы, валлийцы из сланцевых карьеров, чёрные от сажи, обсыпанные песком, непонятно откуда взявшиеся туристы. От собравшихся поползло в нашу сторону огромное табачное облако.
