— Ты давно тут живешь?
— С травника.
— Воду сможешь найти? — Желвак самодовольно осклабился:
— Смогу. А как же. Я вас отведу.
Теперь дело за перворожденным. Его решение — окончательное.
— Возьмем, Этлен?
— Возьмем. Тряпье свое пусть здесь бросит. Там вшей поди…
— Э, как же так… — забеспокоился Желвак. — Что же я голым?..
— Хочешь с нами?
— Хочу. — Он поежился, исподтишка кинув взгляд на завал.
— Тогда бросай.
Умею я быть беспощадным, когда нужно. Сам себе удивляюсь.
Поскуливая, Желвак скинул достопамятный кожушок. Прореха от удара плети Лох Белаха была заделана грубыми стежками. Отбросил одежку на груду камней и бревен. Следом полетел наполовину облезший треух. Действительно, живности в таких заводится — немерено. Особенно если носить все лето не снимая, что Желвак с успехом и проделывал до нашей встречи.
— Вот так, — одобрил Этлен. — Пошли. По дороге расскажете, что да как.
Мы двинулись в обратный путь. Из меня говорун, как из поморянина наездник, но Желвак балаболил без умолку. О том, как он любит перворожденных, как не сумел защитить Лох Белаха, хоть и здоровья на то не пожалел. Спасибо, что не сильно завирался.
Из его рассказа выходило: после побоища, учиненного Сотником на площади, он испугался, что и ему, как голове не самому безупречному и бескорыстному, еще добавят по шее, сверх тумаков Воробья, и убежал с прииска. Вслух произнесено не было, но я догадался, что у начальника нашего имелся изрядный запасец и харчей, и шмоток в одной из заброшенных хижин. Вот там он и прятался, пока всем было не до того. Когда морозы утихли, перетаскал потихоньку, ночами, как вор, свои пожитки сюда, в старую штольню. Половину лета прожил припеваючи, а потом еда вышла. Воровать на прииске по ночам тоже было нечего — народ едва сводил концы с концами. Желвак пробовал охотиться. Не вышло. Собирал ягоды, грибы и тем жил.
Обычная история труса и изгоя. Но было в ней и нечто интересное.
Штольня, оказывается, тянулась очень далеко. Старались наши предшественники, все норовили больше самоцветов из холмов вытрясти. По ней можно идти почти полдня, пока не упрешься в забой. Точнее, это раньше в него упирались, а сейчас там образовалась трещина или промоина — по путаным объяснениям Желвака было не понять, — через которую можно попасть в целый каскад пещер. В них он слишком далеко не углублялся — боязно. Однако не так далеко нашел ручеек. Оно и понятно. Такие пещеры обычно возникают там, где вода пробивает себе путь сквозь слабые породы. А иногда и сквозь скалу.
Рассказ Желвака вселял надежду. Во-первых — вода. Без нее нам не выжить. Во-вторых, если подземная река проточила дорогу в камнях через холмы и их основания, то почему бы ей где-нибудь не вырваться на поверхность. Очень даже может быть. И наплевать, что это может быть в лигах от Красной Лошади. Даже лучше. Еды у нас хватит надолго. Вода тоже будет. Мы еще поборемся за жизнь со стихией. И, думаю, победим.
Глава VIII
Ард'э'Клуэн, Фан-Белл, королевский замок, ленивец, день двадцать второй, после полуночи
Экхарду не спалось.
Такое иногда случается со всеми. И с монархами в том числе. Голова тяжелая — не поднять; глаза зудят, словно их песком засыпали. Кажется, лег бы и провалился, а сна нет и нет…
Король метался по дорогой тонкотканой простыне, обливаясь липким потом. Четыре узких стрельчатых окна, глядящие друг на друга с противоположных стен опочивальни, не спасали. Если порыв ночного ветра и проникал в них, то желанной прохлады с собой не приносил. Жаркий, злой суховей, как и во все остальные ночи, врываясь в легкие с хриплым дыханием, только заставлял раз за разом зачерпывать ковшиком из стоящего у кровати жбана слабенькое просяное пиво. Кислое и теплое.
Что гнало прочь королевский сон? Что не давало отдохнуть от трудов праведных, от тяжкого дня, проведенного в заботах о благе государства? Может, кабанье бедро, запеченное в углях с целой кучей острых и пряных травок, контрабандой доставленных из Приозерной империи? А может быть, тревожные известия, доставленные гонцами из пределов тала Ихэрен, вотчины своевольного и самолюбивого Витека Железный Кулак?
Да, пожалуй, и то и другое.
Только если обильная жирная трапеза давала знать о себе изжогой, которая почти наверняка уляжется к утру, оставив лишь мерзкую горечь на языке и нёбе, то весть о грядущей междоусобице не денется никуда. Тут нужно или стремительным ударом смять бунт, задавить в пределах одного тала, не давая вырваться и расползтись по окрестным землям, или сразу снять корону и подарить ее кому-нибудь более решительному и достойному звания монарха.
Отдавать корону Экхарду не хотелось. Не для того больше тридцати лет назад он приложил столько сил, пробиваясь к трону, чтобы нынче расстаться с ней за здорово живешь.
Мысль о возможной утрате символа власти настолько взволновала короля, что он приподнялся на ложе глянуть — на месте ли она? Хвала Пастырю Оленей! Бледные лучи Ночного Ока, проникающие в опочивальню, скользили по золотому обручу с затейливой резьбой по внешней стороне, горделиво умостившемуся на набитой конским волосом темной подушке. Корона Ард'э'Клуэна не имела ни зубцов, ни самоцветных каменьев. Ничего безвкусного, аляповатого или вычурного. Простые строгие линии скачущих в вечной погоне друг за другом круторогих оленей.
Приметив движение короля, заворочался прикорнувший у подножия подставки для короны широкогрудый серый пес. Приподнял желтые брови, глянул на хозяина грустно и внимательно темно-карими выпуклыми глазами.
— Лежи, лежи, Броко… — Экхард сел, свесив ноги с кровати.
До шкуры барса, небрежно скомканной на полу, его голые пятки все равно не доставали. Король не отличался великанским ростом, но шириной плеч превосходил многих талунов, да и гвардейцев — конных егерей — тоже. Правда, к своим пятидесяти двум годам он успел изрядно поднакопить жирку и даже отрастить круглое брюшко, но по-прежнему легко управлялся с мечом, палицей и рогатым копьем.
— Проклятая жара. Трижды и семижды проклятая…
Зачерпнув в очередной раз ковшиком, Экхард жадно проглотил утратившее всякий вкус пиво, смахнул капли с длинных усов и колючего подбородка. Посидел, зачем-то болтая в воздухе босыми ногами, почесал грудь под полотняной ночной рубахой.
Мысли монарха волей-неволей возвращались к ихэренскому бунту. Лазутчики доносили: Витек и его верные вассалы из числа мелкопоместной знати в спешном порядке вооружаются, укрепляют замки. Если принять во внимание примыкающие на западе к границам тала Железные горы с многочисленными рудниками, поселками сталеваров и мастеровых-оружейников, это у них должно получаться успешно. Приток готового оружия и металла в чушках в столицу — Фан-Белл — из-за Ауд Мора в последний месяц резко снизился. И это не могло не удручать. Следовательно, паромы и лодочные перевозы находятся под контролем смутьянов, а мастеровым испокон веку все едино, кому свою работу сбывать. Они и к трейгам намылятся, коль выгоду почуют. Втихаря и остроухим могут сталь продавать или менять на их товары чародейские. А Витек под боком, серебра у него навалом…
