Такой путь не для прирожденного иезуита с задатками гения.
И чем больше информации получал в своем тайном убежище президент Экумены Гарин, тем очевиднее становился для него долгоиграющий план таборного архиепископа.
Владыка Арсений решил вообще ни с кем не воевать. Куда проще уклониться от войны, скрыться в леса и увести с собой всех, кому нечего ловить в этой войне. А когда крестоносцы истребят всех еретиков и иноверцев, а те, сопротивляясь, нанесут невосполнимый урон крестоносному войску, и обе стороны опорочат себя зверским насилием, наступит время вернуться со славою на белом коне в ореоле миротворца.
И тут как нельзя кстати прозвучал призыв Тимура Гарина ко всем, кому дорога цивилизация.
Он звал этих людей к себе, в новый город, где рождается новый мир – подальше от обезумевшей Москвы и одичавших варваров, которые видят смысл жизни в истреблении друг друга.
И вскоре начальник таборной безопасности Шорохов убедился, что Гарин не собирается ему помогать.
Он поставил на другую лошадь.
Вскоре Арсений был приглашен на Каспийскую Верфь. Официально – на несколько дней, для освящения новой церкви. Однако в Табор он уже не вернулся.
А следом за ним туда же потянулись и все таборные христиане.
Чуть ли не каждый из них, очутившись в поселке, где кипела работа по строительству речных кораблей, задавал старожилам (тем, кто провел на верфи неделю или больше) резонный вопрос:
– А почему она называется Каспийской?
– Потому что сюда впадает Волга, – отвечали старожилы.
Вскоре вверх по Волге стала ходить моторная лодка. Якобы она возила людей работать на полях, где выращивали еду для верфи. Но километров через двадцать пассажирам говорили, куда они плывут на самом деле.
Моторка везла их по Волге до сближения с Волховом, а оттуда на другой моторке – до самого Ильменя, где строился город Новгород.
А однажды в ту сторону провезли на плоту на буксире целый автомобиль – кажется, «газик», советский джип высокой проходимости.
Когда он ехал своим ходом из Москвы через Табор на Можай, на него дивились, как на чудо – ведь никаких машин здесь не видели уже несколько месяцев.
Однако тут не было ничего странного. Раз где-то открыли нефть, значит, есть и бензин. Гнать его из нефти не труднее, чем самогонку из браги.
И нужен был этот «газик» не для понта. Просто от Новгорода до месторождений было не так уж близко – много километров по сухой степи, местами переходящей в пустыню.
51
Пышная коронация императора Льва в гостинице «Украина» была омрачена неприятным событием.
В зал прорвались убийцы, которые без всяких объяснений и предисловий принялись с нечленораздельными криками крошить охрану ножами с очевидным намерением прорваться непосредственно к месту коронации.
Самый настырный из них, уже истекая кровью из многочисленных ран, продрался-таки через все преграды и взлетел на центральное возвышение, до смерти перепугав понтифика Иоанна Петропавла Тридцать Второго возгласом:
– Умри, предатель!!!
Кому был адресован этот возглас, установить не удалось. Последнего террориста остановил сам Торквемада, который снес убийце голову быстрее, чем успело отзвучать эхо под сводами зала.
Разумеется, Лев принял это нападение на свой счет, но церемонию не прервал и, вырвав корону их рук понтифика, рухнувшего в обморок, сам водрузил ее на свою голову.
Было ли это задумано заранее по примеру Наполеона, неизвестно, как неизвестно и то, откуда взялась корона. Но это точно был не тот венец, который хранился у королевы Орлеанской и был предметом спора между нею и Александром Николаевичем Романовым.
Парадное одеяние императора Льва было перепачкано кровью, которая хлынула фонтаном прямо в него – но предводитель белых воинов Армагеддона не боялся крови.
Он даже счел это добрым предзнаменованием.
– Еще много крови будет пролито в нашем великом походе, – сказал он в своей тронной речи, – и эта кровь омоет землю и очистит ее от скверны.
Безрассудную вылазку убийц объявили неудавшейся местью еретиков их главному гонителю. Или гонителям – ведь неизвестно, одного Льва они хотели убить или сразу всех троих, кто стоял в эту минуту на возвышении.
Несостоявшиеся жертвы, однако, понимали, что все это чушь. Никакие еретики или родственники казненных не стали бы называть Льва предателем.
– Ты, случаем, никого не предал в прошлой жизни? – на всякий случай поинтересовался Лев у Торквемады.
– Как знать, – ответил инквизитор, а потом, добросовестно осмотрев тринадцать трупов, констатировал: – Этих людей я не знаю. А те, кто их послал, вряд ли знают меня.
– Почему ты так уверен? – удивился Лев.
– Потому что меня не знает никто, – сказал Торквемада и больше к этому вопросу не возвращался.
Что касается Льва, то его могли считать предателем сторонники покойного Василия. А еще сатанисты, к которым Лев никогда не принадлежал и которых никогда не предавал. Но сатанофилы могли считать иначе – ведь когда-то Лев был аспирантом, а сатанисты, у которых мозги свернуты набекрень, были уверены, что «аспирант» – это масонская степень. Следовательно, все аспиранты – масоны, а масон, перешедший на сторону сатанофобов – предатель.
Логика железная.
И Лев невольно вспомнил, как одна девчонка из тех доподлинных сатанисток, которых инквизиторам удавалось ловить в самые первые дни репрессий, кричала ему, когда ее волокли на костер:
– Готовься, проклятый предатель! Скоро я буду мучить тебя в аду!
Но среди этих убийц девчонок не было. Только взрослые мужчины с неплохой подготовкой. Очень даже неплохой, раз они сумели пробиться сквозь сотни вооруженных врагов и несколько десятков убить и ранить.
Уж не ассассины ли это?
– Ассассины Царя Востока никогда не нападают такими большими группами, – со знанием дела отмел это предположение Торквемада. – Их бывает от одного до семи и никогда больше. А еще Соломон Ксанадеви – человек чести. Он всегда предупреждает о приходе ассассинов заранее.
Были у Торквемада и другие доводы.
– В окружении безумных фанатиков глупо задавать вопрос: «Кому выгодно?» Но если все-таки его задать, то получается, что первый на подозрении у нас Заратустра. А Царь Востока – только третий.
Соломон Ксанадеви числился в списке главных еретиков под третьим номером – после Заратустры и Тимура Гарина. Ходили слухи, что он на это обиделся, поскольку рассчитывал быть по меньшей мере вторым. Но это еще не повод, чтобы подсылать к составителям списка убийц.
Торквемада все-таки склонялся к другому предположению.
– Что если это ассассины Заратустры?
