Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
— Но почему они не могли проделать это с меньшим шумом, зачем было устраивать взрывы?
— Потому что спешили очень, Алеша, — вздохнул Тартищев, — опытных взломщиков сейфов среди них нет, поэтому решили воспользоваться динамитом. — Он покачал головой. — Надо ж додуматься было до подобной заразы! Весь заряд в кулаке умещается, а беды сколько наделал. Говорят, в столице это уже не в диковинку — бомбы динамитные в людей метать. Не приведи господь, если подобная мода и до нас докатится. — Он широко перекрестился. — Ас виду ничего особенного. Вроде куска мыла, а дел-то натворили…
— Федор Михайлович, — Алексей сделал попытку перевести разговор в другое русло, — наверное, мне следует съездить к Синицыной и рассказать о ночном происшествии. И о том, что найден шестой камень.
И посмотрю, какое впечатление произведет на нее это сообщение.
— Возможно, ты прав, — достаточно неопределенно ответил Тартищев и, взяв браслет в руки, разобрал его на составные части и заменил фальшивый камень на настоящий. Затем взял в руки лупу и внимательно рассмотрел каждую деталь. И, оторвавшись наконец от созерцания злополучной безделицы, ставшей причиной смерти почти десятка человек, недоуменно хмыкнул. — Кажется, тут и вправду что-то изображено. Смотри, — он пододвинул верхнюю часть браслета Алексею. — Я поначалу думал, что это орнамент, а нет, приглядись внимательнее. Очень уж этот рисунок напоминает священную для местных жителей гору Каштулак. Вспомни, Синицына говорила, что в предсмертной записке отца тоже что-то про эту гору упоминалось… Я думаю, не случайное совпадение… — Тартищев ткнул пальцем в рисунок. — Вот они, пять вершин, причем на рисунке, как и в действительности, третья вершина слева — самая высокая. Только вот не пойму, что это за кружок такой на ней изображен?
— Может, вход в пещеру отмечен?
— Может, и вход, — согласился Тартищев, — только почему крест-накрест перечеркнуто? Или это знак, что именно в этом месте спрятан клад?
— Не думаю. Слишком все просто. Как говорят, на дураков рассказ. Стал бы Прохор тогда гоняться за изумрудами, если бы разгадка была только в верхней части браслета. — Алексей склонился над украшением и ткнул пальцем в его нижнюю часть. — Обратите внимание на этот значок, Федор Михайлович. Тоже окружность, равная по величине верхней, но крестик находится внутри ее и, в отличие от первого, не косой, а прямой. Да, а здесь что-то, кажется, нацарапано. — Алексей потянулся за лупой и через мгновение радостно вскрикнул:
— Посмотрите, Федор Михайлович, тут цифры выцарапаны, наверное, иглой. Кажется, тридцать восемь или пятьдесят восемь…
Тартищев живо перехватил у него лупу и браслет.
Несколько мгновений пристально всматривался в едва различимые цифры. Потом с одобрением посмотрел на Алексея:
— Глазастый! Действительно пятьдесят восемь. — И взял в руки изумруд, принадлежавший Марии Кузьминичне. — А вот главного не углядел. Все-таки, чует мое сердце, разгадка в этом камне. — Он перекрестился, достал из сейфа кинжал с длинным узким лезвием, поддел камень и отделил его от серебряного основания.
Алексей вытянул шею от нетерпения, а Тартищев недоуменно покачал головой.
— И здесь тоже крестик. Как раз между нижним и верхним рисунком. Очень грубое изображение, но чем-то смахивает на католическое распятие. Да-а, — протянул он озадаченно, — сплошные крестики, а в итоге — сплошные нолики. Китайская грамота, да и только.
— Вряд ли это китайская грамота. Думаю, люди сведущие быстро догадаются, что к чему. И первая среди них — Анастасия Васильевна.
Тартищев взял в руки кинжал и проделал ту же операцию с остальными камнями. Но ничего на этот раз не обнаружил.
Он разочарованно покачал головой:
— Пусто. Выходит, что рисунок на центральном камне в самом деле что-то означает. Но не так все просто, Алеша, как ты предполагаешь. Лабазников никогда в простачках не ходил. И я совсем не уверен, что эти рисунки действительно указывают дорогу к кладу.
Вернее всего, это последний в его жизни розыгрыш.
А Василий Артемьевич горазд был на подобные шутки, зачастую очень злые и обидные. — Тартищев вновь вольготно развалился в кресле. — В свое время много разных слухов роилось вокруг его гибели, в том числе и тот, что Прохор его якобы с обрыва сбросил. Я в то время только начинал работать в Североеланске. Этим Делом более опытные агенты занимались, но точно знаю, Прохора спасло то, что обнаружили предсмертную записку Лабазникова.
— Не вяжется здесь что-то, Федор Михайлович, — продолжал стоять на своем Алексей, — зачем ему было затевать эту историю с женитьбой, договариваться о венчании, покупать кольца… Я не думаю, что Мария Кузьминична обманывала меня. Лабазников настроен был серьезно.
— А по-моему, у него от постоянных пьянок в голове что-то сдвинулось. И все эти разговоры, о кладе в том числе, чистейший бред сивой кобылы. Послушай, что я тебе расскажу про папеньку Анастасии Васильевны и несостоявшегося жениха твоей бывшей хозяйки. — Тартищев усмехнулся. — Колоритная была личность, ничего не скажешь. В то время, когда он по-особому сильно гусарил, любимым местом разгула местных купцов был трактир «Яр» по Моховому переулку. Занимал он целых два этажа и принадлежал купцу Курчатову. Сейчас его и в помине нет. Лет десять назад он полностью выгорел. Говорят, цыгане его подожгли в отместку за то, что один из завсегдатаев надругался над певицей из цыганского хора, а потом ославил ее перед гуляющей публикой, что она, мол, за деньги ему отдалась. Но это к делу не относится, — махнул рукой Тартищев. — Словом, был «Яр» местом такого разгула, о котором в других трактирах и не помышляли. В отдельных кабинетах отводили душу и купеческие сынки, и их папаши с бородой до пупа. Иной раз загуляют на неделю, а потом жалуются с похмелья:
«Ох, трудна жизнь купецкая: день с приятелем, два с покупателем, три дня так, а в воскресенье разрешенье вина и елея — и к „Яру“ велели…» Говорят, это Лабазников ввел обычай — начало каждого дела в трактире обмывать. Впрочем, завершение его тоже хорошо отмечали. Бывало, по неделе гулеванили. Из одного трактира в другой переходили, но начинали гульбу непременно в «Яру», на верхней его половине, а заканчивали на нижней — в подвале. Окон там не было. Духота и вонь от табака, газа, сапог и кухни стояла страшенная. Песни, ругань, пьяный гогот, но женщины туда не допускались. Разговаривать было невозможно, орали друг другу на ухо. Народу всегда — прорва. А к вечеру и вовсе яблоку негде упасть. И все потому, что порции там были огромные, а цены — аховые. Сам посуди: водка — рубль бутылка, разные там портвейны, мадера, вина лиссабонские московской фабрикации от рубля или чуть выше, шампанское в пределах двух рублей… Сам Лабазников сильно любил побезобразничать спьяну. Устроит мордобитие или разгром в трактире и только спрашивает: «Скольки?» Вынет бумажник, заплатит и вдруг ни с того ни с сего хвать бутылку шампанского — и по зеркалам. Шум, грохот, а он за живот от смеха хватается. Набежит прислуга, буфетчик..:
А он опять спокойно достает бумажник и спрашивает:
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
