– Лысый гаитянин ростом под два метра, – хмыкнул Митчелл. – Да уж, фигура заметная.
– Девушка. Возвращаясь с вечеринки, она видела, как мужчина, подходящий под описание Дебуфьера, стянул тело Кейес с заднего сиденья «шевроле» и уволок в переулок.
– Я бы сказала, это изобличающая улика.
– Она пробежала несколько кварталов, потом позвонила 911. – Дюмон сверился с отчетом. – Это было в три семнадцать утра. Имея на руках описание внешности подозреваемого и его машины, полицейские добрались до Дебуфьера еще до рассвета. Они нашли его возле дома, он чистил отбеливателем заднее сиденье «шевроле».
– Алтарь, чаши и шкуры животных. На полу подвала были пятна крови, позже выяснили, что это кровь животных.
– Я могу посмотреть отчеты о биографиях свидетелей? – попросил Тим.
Рейнер запустил их по столу, и Тим листал, пока другие говорили. Ни один из свидетелей в прошлом не совершал уголовных преступлений и не нарушал общественного порядка – ничего, что могло бы уличить их в даче ложных показаний.
– …не настаивал на залоге. Но судья, зная, что у Дебуфьера нет денег, просто постановил забрать у него паспорт и назначил залог в тысячу долларов, – говорил Дюмон. – Представители американской ассоциации «В защиту религии» прошли маршем по городу, заявляя, что Дебуфьера мучают, и заплатили залог. Через день оба свидетеля были найдены заколотыми в шею – еще один ритуальный обряд сантеро. А если свидетели мертвы, их показания становится доказательствами, основанными на слухах. Дело закрыли.
– Очень, очень грустно, когда сама система дает мотивацию для совершения убийства.
Тим подумал, что оценка Рейнера не вполне соответствует действительности, но предпочел не комментировать это замечание и снова углубился в записи. Тщательный просмотр оставшихся бумаг не дал никаких оснований полагать, что Дебуфьер невиновен.
Голосование Комитета закончилось с результатом семь-ноль.
22
Тим припарковался более чем в километре от усыпанной гравием дорожки, которая вела к гаражу Кинделла. Воздух был резким, с легкой примесью гари и пепла от пожара, случившегося здесь давным-давно и выжегшего подчистую дом, которому и принадлежал гараж. Тим пошел по гравию. Пистолет он прижал к боку; указательный палец лежал вдоль дула за предохранителем. Накренившийся почтовый ящик высился над земляным валом. Пришла ночь и словно укутала все плотным покрывалом, сгладила углы, притупила звуки.
Тим удивился, не увидев свет в окне. Может быть, Кинделл слинял после суда и поселился в темном углу другого города, унеся с собой все воспоминания о той ночи?
Луна была почти полной, ее неровная окружность виднелась сквозь голые ветки эвкалиптов. Тим бесшумно приблизился к дому и застыл, услышав внутри стук. Кто-то ходил. Тим подумал было, что в гараж залез кто-то, но потом услышал, как Кинделл матерится себе под нос, и замер.
Дверь гаража с грохотом распахнулась. Кинделл, спотыкаясь, вышел наружу, дергая незастегнутый спальный мешок, который обернул вокруг себя, как тогу, и тряся гаснущим фонариком.
Тим стоял на самом виду, в нескольких десятках метров от Кинделла. Его скрывала только темнота.
Яростно тряся фонариком, Кинделл открыл покрытую ржавчиной электрическую панель с пробками и начал шуровать внутри. Его вторая рука, сжимавшая края спального мешка на талии, казалась тонкой и нереально бледной.
– Черт возьми, черт возьми, черт возьми. – Кинделл захлопнул крышку панели, стукнул по ней и несколько минут постоял – дрожащий, несчастный, неподвижный, словно парализованный безысходностью. Наконец он потащился внутрь; конец спального мешка волочился за ним, как шлейф платья. Неприятности Кинделла, какими бы незначительными они ни были, пробудили в Тиме чувство невыразимого удовольствия.
Он подождал, пока закроется дверь гаража, и прокрался к окну. Кинделл лежал на диване, свернувшись внутри спального мешка в позе зародыша. Его глаза были закрыты, он дышал глубоко и ровно.
Кинделл разорвал на куски драгоценное тело Джинни и теперь спокойно спал. Правда о последних часах ее жизни была спрятана в его сознании. Ее мольбы, панический страх, крики…
Тим встал в удобную позу, обеими руками взял пистолет и прицелился Кинделлу в голову прямо над ухом. Его палец скользнул вниз, обвил предохранитель и застыл на курке. Он почувствовал, как на него снисходит спокойствие, которое он всегда ощущал перед выстрелом. Тим постоял, глядя сквозь кружок прицела, как голова Кинделла едва заметно поднимается и опускается.
Он мысленно увидел себя со стороны. Фигура, скрытая темнотой; пистолет, нацеленный в грязное окно. В детстве Тим держался за веру – за то единственное, что возвышало человека над плотью и костями. С надеждой и слепой уверенностью он боролся против принципов своего отца – год за годом, изо всех сил. И вот теперь он стоит здесь, охваченный порывом ярости, готовый удовлетворить желание любой ценой. Сын своего отца.
Тим опустил пистолет и пошел прочь. Огромная ответственность, которую решил взвалить на себя Комитет, поражала его. Решать, кто опасен для общества, выносить справедливые приговоры, стать гласом народа – все это требовало непогрешимости. Они должны были действовать согласно закону.
Он поклялся соблюдать этот принцип даже после того, как на стол ляжет последняя папка из сейфа Рейнера, даже после того, как он прочтет бумаги, в которых описаны подробности расчленения тела его дочери. Если он не будет чтить этот принцип – значит, он не лучше, чем Роберт, или Митчелл, или его отец, продающий одиноким вдовам фальшивые, давно выкупленные другими места на кладбище.
Что-то прошелестело в зарослях сорняков. Еще не повернув головы, он успел вскинуть пистолет и прицелиться. Из темноты появилась фигура Дрей, одетая в черные джинсы, черную водолазку и джинсовую куртку. Она подошла, не обращая внимания на направленный на нее пистолет, и села рядом с ним. Еще один призрак в ночи. Сунув руки в карман куртки, она кивнула головой на пистолет, потом на гараж:
– Жалеешь?
– Каждую секунду.
– Видела в новостях дело твоих рук. Ты создаешь большую шумиху, – шепнула Дрей.
– Наша цель – приносить радость, – отшутился он старым рекламным слоганом.
– Смешно. Никогда бы не подумала, что уличное правосудие – твой стиль.
– Не мой. Но мой прежний стиль сочли несостоятельным.
– Ну и как тебе в новом амплуа?
– Немного жмет в плечах, но я надеюсь, что приноровлюсь.
– Ты подгоняешь костюм под себя, а не наоборот. Не замечал?
Он протянул руку и нежно погладил ее по спине. Она даже не пыталась спрятать пистолет, торчавший под водолазкой.
