кто это?
— Понятия не имею. Наверное, царица какая-нибудь, — развел руками Стефан. — Не думаю, что скульптуры крестьянок кто-то изготавливал. Да ты посмотри, какая тонкая работа. Я за нее кошель серебра отдал и не жалею ничуть. Ей же цены нет.
— Ну да, царица, — кивнул Святослав. — Я видел мужиков в таких шапках на стенах старинных храмов. Их фигуры самыми большими высекали. Подарю отцу, он такое любит. Мастер Хейно слюной удавится, когда увидит.
— А может, что и получше сделает, — усмехнулся Стефан. — Его работы не хуже, чем у мастеров древности. И мальчишек он талантливых учит.
— Ну, не знаю, — поморщился Святослав. — Я воин, мне вся эта красота без надобности. У меня три заботы: арабы на востоке, нубийцы на юге и ливийцы на западе. Пусть наши города крепкие будут, а не красивые.
— Ты рановато списал со счетов константинопольского императора, — невесело улыбнулся Стефан. — А он на севере. Мне только что донесли: они ставят сифонофоры на свои корабли. Так что не рассчитывай, племянник, на легкую прогулку.
— Проклятье! — выругался Святослав и вскочил из-за стола. — Это скверно! Пойду я, дядя! Дела!
— Куда ты? Еще сладкое не подавали! — возмущенно посмотрел на него Стефан.
— Это важно, дядя, — отмахнулся Святослав. — Я знал, что они выведали секрет нашего зелья. Но что они уже ставят на корабли сифонофоры… Для меня это новость. И новость крайне неприятная. Мы можем потерять флот, если не подготовимся как следует.
Святослав быстрым шагом пронесся в свои покои, едва не сломав себе ноги о Тугу и Вугу, которые, по обыкновению, спали ровно там, где их ждали увидеть меньше всего. Им привезли женихов из Солеграда, и дворец префекта Египта грозил вот-вот превратиться в псарню. Впрочем, в том первозданном хаосе, одновременно похожем на ханскую юрту и римский дворец, пара-тройка собак ситуацию не изменит. Юлдуз по-прежнему тащила в дом все самое красивое, что видела, а то, что не могла поставить где-нибудь в углу, обязательно надевала на себя. Впрочем, она все еще молода и красива, а таким прощается многое. Святославу же, который больше привычен к шатру, чем к камню собственного дворца, было на это ровным счетом наплевать.
— Друнгария Лавра ко мне! — скомандовал он, а гвардеец, стоявший у входа, ударил кулаком в грудь и испарился.
Цезарь ходил из угла в угол, словно тигр в клетке, пока старый друг не возник рядом с ним и не склонил голову.
— Государь! — коротко сказал Лаврик.
Командующий Египетским флотом носил немыслимо яркий, с золотым шитьем форменный плащ. Его статус был равен статусу легата, и плащ этот обошелся в двадцать солидов, которые Лаврик отдал недрогнувшей рукой. Не жалко золота за такую красоту неописуемую. Народ александрийский натурально слепнет, когда господин друнгарий по улице скачет. За милю кланяются. У безродного мальчишки из фракийского селения даже голова малость кружиться от такого начинала. И невесты самые богатые и красивые в очередь стоят, обжигая коленки от нахлынувшего восторга. Только Лаврик в раздумьях пока, выбирает и никак не выберет.
— У ромеев сифонофоры на кораблях будут, — рыкнул Святослав. — Как в тот раз не получится! Кровью умоемся, Лаврик, когда на Константинополь пойдем!
— Ну, я думаю, справимся, государь, — спокойно ответил друнгарий. — Про то, что они секрет огненного зелья знают, нам давно известно. И мы тоже ноздрями мух не ловили. Заживо гореть никому ведь неохота. Думали мы с кентархами кораблей, что делать с этим, и придумали. Так что сифонофоры на их дромонах — это, конечно, неприятность большая, но не смертельная. Ты уж прости меня на грубом слове, но на хитрую жопу найдется хрен винтом. Не гневайся, я это от императора нашего слышал. А за таким человеком и повторить не грех. Слушай, как мы с тобой делать будем…
Глава 42
Сентябрь 644 года. Геллеспонт, окрестности г. Абидос (в настоящее время — пролив Дарданеллы, недалеко от г. Чанаккале, Турция).
Если хочешь попасть в столицу мира, то это место тебе не обойти никак. Именно здесь, у Абидоса, переправлялся в Европу Ксеркс. Именно здесь из Европы в Азию переправлялся с войском Александр Великий, который мечтал нанести ответный визит в Персию. И даже крестоносцы много позже переправлялись тут же. Причина популярности Абидоса была крайне проста: здесь Геллеспонт становился необыкновенно узок, не превышая в ширину одной мили. Хороший пловец мог за день побывать и в Европе, и в Азии, если бы ему зачем-то понадобилось так рисковать. Ведь воды здесь очень опасны, а течение быстрое. Не пройти Геллеспонт без хорошего лоцмана и сильной команды. Грести порой приходится изо всех сил. Именно ввиду своего бесподобного расположения Абидос служил тем местом, где императорские коммеркиарии собирали пошлину с тех кораблей, что думали пройти в Мраморное море. Конечно же, это не могло касаться Египетского и Равеннского флотов. Хищные обводы дромонов, украшенных орудийными башенками, не оставляли ни малейших сомнений в происходящем. Император Само вновь разгневался на василевса, сидящего в Константинополе, и ведет свой флот к его стенам. Жители городков и рыбацких деревушек, густо облепивших берега Геллеспонта, провожали корабли взглядами и крестились в страхе. Неужели снова война? Ведь только-только жизнь вошла в колею. Именно здесь, в самом узком месте пролива, высадились воины цезаря Святослава, и никто не посмел оказать ему сопротивления.
Флот же василевса Константа, которым командовал патрикий Мануил, встал севернее. Он перекрыл вход в Мраморное море, прямо в том месте, где вода устремлялась в узкое горло пролива. Он не хотел лезть в Геллеспонт. Уж слишком сильно и коварно течение. Да и места для маневра там совсем мало. Две сотни кораблей, взятых для этой цели у купцов и построенных с нуля, густо покрыли воды у древнего и славного города Лампсак. Из них четыре десятка оснастили огненным боем, а остальные были обычными посудинами, на которые посадили команды стрелков.
— Вон они! — заорали матросы на передовых дромонах, когда флот императора Запада показался на
