— А я и не знал, что ты нет, — пробормотал я.
Наши шаги издавали неприятные резкие звуки на блоках лавы на должном образом вымощенной улице.
— Теперь, после того как мы вместе побывали в борделе, могу ли я называть тебя Елена?
— Нет. Представление на полу выглядело поразительно. Мне очень жаль, что я его пропустила.
— Мне показалось, что тебе следует уйти. Шелудивая горилла странно на тебя посматривала.
— Это был шимпанзе, — педантично сказала Елена Юстина. — И мне показалось, что это ты очаровал обезьяну!
* * *
Мы сбавили темп, но нас шатало, пока мы не добрались до одной из основных улиц. С тех пор как мы покинули дворец, проезд открыли, и стали впускать повозки с поставками, как и обычно после вечернего колокола. От всех ворот Рима к нам приближались разнообразные транспортные средства, создавая дикий шум. Мы заткнули уши, чтобы не слышать скрипа осей и ругани возниц. Стояла кромешная тьма, если не считать повозок с прикрепленными светильниками. Внезапно послышались крики. Нас заметили, какие-то крепко сложенные мужчины преследовали нас, правда, мы пока видели только их тени. Что-то в движении этих теней убедило меня, что это солдаты. Они следовали за нами без суеты по двум сторонам дороги и пробирались между фургонов, словно поплавки, то появляющиеся, то ныряющие в гавани. Они молча и уверенно пробирались сквозь тьму к цели.
— Еще какие-то бандиты! Лучше нам взять повозку…
— О, Юнона! — в отчаянии выдохнула Елена. — Фалько, только не гонка на повозках вверх и вниз по семи холмам!
Теперь ночь ожила. Улицы были заполнены. Очереди, шум, свалившиеся с повозок товары, пробки. Я поставил ногу на медленно передвигающийся фургон сзади, забрался в него и затащил Елену. Мы обнимались с мраморной могильной плитой на протяжении половины квартала, потом перебрались в повозку с навозом, поняли, куда попали, быстро сошли и вместо навоза разделили путь с сетками, наполненными капустой.
Я пытался пробраться на юг, где знал улицы. Возница, перевозивший капусту, остановился, чтобы обменяться ругательствами с конкурентом, который врезался в его повозку, поэтому мы спрыгнули на землю.
— Смотри, куда ноги ставишь!
Я отскочил, чтобы не попасть под колеса проезжающей телеги.
— Спасибо. Давай вон туда…
Мы воспользовались подводой без бортиков.
— Попытайся выглядеть амфорой хорошего латинского вина…
Я рухнул на повозку, истерически хохоча, когда трезвая госпожа послушно имитировала кувшин с вином: руки на бедрах изображали изогнутые ручки, а напряженно-смешное выражение лица — горлышко.
Через шесть повозок с запряженными волами тени продолжали нас преследовать и даже приблизились. Быстрее было бы идти пешком. Мы снова соскользнули на землю, мои выходные сандалии оказались в чем-то теплом, недавно оставленном ослом. Я все еще нес подарок матери от Тита и беспокоился о том, что не смогу сконцентрироваться на защите Елены. Я испугался, что потеряю ее, но не тут-то было! Пока я издавал возгласы, она схватила меня за свободную руку. Она была готова бежать. В свете, падающем из таверны, у нее блестели глаза. Я позволил себе раньше наслаждаться иллюзией, что Елена Юстина — уравновешенная и спокойная особа. Это была чушь. Она нацелилась не дать себя схватить и победить, тем не менее, сдавленно смеялась себе под нос при виде моего удивленного выражения лица. Я почувствовал точно такое же возбуждение, рассмеялся и быстро побежал.
* * *
Повозки вывезли нас с Форума, через Аврелиеву дорогу и дальше на юг. Мы обогнули Большой цирк и понеслись на восток, пока не оказались у центрального обелиска. При приближении к Двенадцатому кварталу я остановился, укрывшись в переулке, и мы отдышались. Я прижал госпожу к стене без окон, закрыл ее одной рукой и стал оглядываться, напряженно прислушиваясь. Через некоторое время я опустил руку и также молча опустил на землю мешок с золотом. От зданий вокруг нас доносился только тихий шум, в котором не слышалось ничего необычного. Место, в котором мы очутились, внезапно показалось спокойным. Мы стояли в этаком пруду тишины: я, сенаторская дочь, силуэт совы на стропильной ноге. Из ближайшей канавы пахло старыми стручками гороха. Любителям гороха место могло бы показаться весьма романтичным.
— Мы от них ушли! — прошептал я. — Как тебе прогулка, нравится?
Елена Юстина рассмеялась почти беззвучно.
— Я слишком устала сидеть у фонтана и смотреть, как рабыни пришивают оборки к платьям!
Я собирался что-то сделать, в любом случае что-то сказать, но тут вместо моего голоса прозвучал голос какого-то другого разбойника.
— Это отличное этрусское ожерелье, госпожа. Опасно бегать в нем по улицам. Вам лучше отдать его мне!
Глава 46
Елена Юстина редко надевала много ювелирных украшений, но сегодня вечером она выбрала все самое лучшее. Я почувствовал ее боль даже в темноте.
— Что мне делать? — не двигаясь, спросила она меня тихим голосом.
— Думаю, то, что он говорит. Он не очень крупный парень, но он вооружен.
Я разглядел более черную тень примерно в двух ярдах справа. Интуиция подсказала мне, что у него есть нож. Я передвинул девушку, чтобы она оказалась слева от меня. Голос рассмеялся с упреком.
— Освобождаешь правую руку — словно у тебя есть меч. Госпожа, давайте ваше добро!
Елена раздраженно дернулась, но сняла позвякивающие серьги, браслеты с головами пантер с каждой руки и тиару с головы. Держа все это, она пыталась расстегнуть ожерелье.
— Позволь мне.
— Большой опыт? — хмыкнул вор.
Он был прав. Мне доводилось раньше расстегивать ожерелья. Я мог это сделать. Там были две петельки, которые я вначале прижал друг к другу, а затем разъединил. Пока ожерелье оставалось на шее, его вес помогал им оставаться на нужном месте. Шея Елены Юстины была мягкой и теплой после бега. Я знаю это, потому что только дурак расстегивает ожерелье на женщине, не пощекотав ей шею.
— Сложная застежка! — заметил я, потом опустил золотое украшение в руку Елены.
Тощая лапа протянулась, чтобы все это забрать.
— И твой перстень тоже! — рявкнул ее обладатель на меня.
Я вздохнул. Это было единственное наследство, если не считать долгов, которое я когда-либо получал. Я бросил ему перстень своего двоюродного дедушки.
— Спасибо, Фалько.
— Он тебя знает, — раздраженно сказала Елена. Очевидно, разбойник был одним из сборщиков утиля на Авентине, но я его не помнил.
— Меня знают многие, но не многие посмеют взять перстень моего дедушки Скаро, — резко ответил я.
Елена напряглась, словно надеялась, что я вытащу какое-то скрытое оружие, а затем прыгну. Веспасиан отдал преторианцам приказ прекратить обыскивать посетителей. Это служило сигналом о наступлении спокойных времен, но я не был сумасшедшим, и не отправился во дворец с ножом в рукаве. Мне не с чем было прыгать.
