самой шикарной машине, которую когда‐либо видела. Блестящее кожаное сиденье скрипит, когда я сажусь, а свет мигает, когда Митч закрывает дверцу. Пока он обходит машину, направляясь к водительскому месту, я замечаю, что справа от руля есть маленький экран, на котором изображен потрескивающий камин. Когда Митч садится на водительское место и закрывает дверь, я все еще ошеломленно на него смотрю.
– Почему у тебя такое лицо?
Мои глаза, которые и без того широко раскрыты, становятся еще шире, когда я смотрю на него.
– Почему в твоей машине будущего есть камин?
– Ты что, никогда не видела «Теслу»? – спрашивает он, нахмурив брови.
– Нет, Митч. Как‐то не доводилось. Я же не миллиардерша вроде тебя!
Митч усмехается и начинает выезжать с парковки. Хотя я не удивлюсь, если машина делает это сама, а он тут так, для виду.
– Эти автомобили на самом деле довольно доступные по цене.
Я усмехаюсь.
– Ага, конечно.
Оглядевшись по сторонам, я отмечаю, как в салоне чисто и приятно пахнет.
– Ого, тут даже не валяется форма и обувь. Я впечатлена.
– Поверь, когда я был в возрасте Ноа, машина моего дедушки была завалена хоккейной экипировкой и грязными носками, – он с улыбкой качает головой, словно что‐то вспоминая, – ну а запахи, которые исходили от его старого «Бьюика», без сомнения, были куда хуже, чем в раздевалке.
Я улыбаюсь, пристально наблюдая за ним.
– Расскажи немного о своем дедушке. Вы, кажется, были близки.
– И правда, были, – Митч вздыхает, крепче сжимая руль, – у него был вспыльчивый характер. Но те восемь лет, что я прожил с ним – это лучшие годы моей жизни.
Митч замолкает, переводит взгляд на меня, а затем снова устремляет его на оживленную дорогу перед собой. Я отмечаю, что он очень осторожно водит. Я всегда ценила это в людях.
– Он научил меня усердно работать и признавать свои ошибки. Но, что самое важное, он научил меня всему, что связано с Джоном Уэйном. – Его губы растягиваются в улыбке.
– Джон Уэйн… тот самый актер‐ковбой?
Он протягивает свою огромную руку и нежно сжимает мое бедро.
– Ох, Блонди. Я так рад, что ты знаешь, кто это такой. Я могу простить тебе Уэйна Гретцки, но если бы ты не знала, кто такой Джон Уэйн, это бы меня окончательно разбило.
Смеясь, я накрываю его руку своей. Он спокойно смотрит на дорогу.
– Я хочу рассказать тебе все, о моем прошлом, о моей семье. Но это нелегко. На это потребуется время. Я хочу постепенно тебе открываться.
– Ничего страшного. Когда тебе захочется поделиться, я всегда готова оказаться рядом.
Я провожу большим пальцем по тыльной стороне его ладони, не отрывая взгляда от его лица. Продолжаю смотреть на его острый профиль, который не может смягчить даже борода.
– Так, ты когда‐нибудь смотрела фильмы с Джоном Уэйном?
Митч смотрит на меня, останавливаясь на красный свет, и я неуверенно улыбаюсь ему.
– Нет, не смотрела.
Он цокает языком.
– Тогда я знаю, чем мы сегодня займемся.
Тридцать минут спустя Митч паркуется у небольшого старого кинотеатра. Одного из тех, где показывают фильмы, которые уже давно вышли на экраны. Это место, куда ходят влюбленные, чтобы целоваться на заднем сидении. Большая вывеска над билетной кассой перед кирпичным зданием гласит: «“Дилижанс”: 11:00 и 2:00, “Забавная мордашка”: 4:00 и 7:00».
– Мы что, сядем на задний ряд и будем целоваться весь фильм? – шутливо поддразниваю его я.
Он качает головой.
– Ты как обычно думаешь только об одном.
Митч выходит из машины и обходит ее, чтобы открыть мне дверь. Мы подходим к кассе, держась за руки. Мне трудно стоять на ногах от того, насколько это похоже на настоящее свидание. Мы ведем себя действительно как типичные парень и девушка. Ни младшего брата, который всегда рад нас высмеять, ни фанатов, способных устроить публичный скандал. Только мы вдвоем в практически пустом кинотеатре.
Подросток на кассе со светлой челкой набок нас игнорирует. Он читает книгу, и, похоже, его совсем не волнует, что перед ним стоят посетители и им нужна его помощь. Митч демонстративно откашливается, и парнишка медленно поднимает взгляд на нас. Он раздраженно вздыхает, кладет закладку в книгу и бормочет:
– Чем могу вам помочь?
– Два билета на «Дилижанс», пожалуйста, – говорит Митч, протягивая ему деньги.
Купив билеты, мы отходим в сторону, и я слышу, как билетер тихо бормочет себе под нос что‐то про Джона Уэйна и токсичную маскулинность. Митч сохраняет спокойствие, снова берет меня за руку и направляется внутрь, к киоску. Мы ждем, оглядываясь по сторонам в поисках кого‐нибудь, кто мог бы нам помочь. И тут входная дверь открывается, и внутрь киоска заходит тот самый мальчик‐подросток.
– Ты сегодня один? – спрашиваю его я.
Он молча закатывает глаза, а затем спрашивает, что нам нужно. Да уж, сервис тут на высоте. Я пользуюсь моментом и радуюсь, что Ноа не такой, вспоминая себя в подростковые годы бунта. Кошмар.
Мы покупаем закуски и газировку. Митч выбирает вяленую говядину, а я – кислый мармелад. Конечно, он заказал самый насыщенный протеином вариант закуски из всех доступных. Сладкое и соленое. И то, и другое по‐своему замечательно, но на первый взгляд они не подходят друг к другу. В чем‐то такое описание напоминает нас с Митчем.
Митч отводит меня в единственный и неповторимый театральный зал. Здесь не так много мест, как в современных кинотеатрах. Помещение довольно запущенное и выглядит так, будто никто не пылесосил его целую неделю. На полу разбросаны кусочки попкорна. Не так уж и удивительно, учитывая, что сегодня в этом кинотеатре работает всего лишь один подросток.
– Конечно, тут грязновато, – говорит Митч, пиная пустой стакан из‐под содовой, – но зато здесь можно уединиться.
Я смеюсь ему в ответ.
– Ничего страшного. Я просто рада проводить время с тобой. А еще, я просто в ужасе от мысли о том, что Ноа станет таким подростком.
Митч усмехается.
– Гормоны – это самое страшное.
Мы садимся в самом центре заднего ряда, и я напеваю что‐то себе под нос. Услышав это, Митч поворачивает голову в мою сторону, на его сморщенном лице читается немой вопрос: «Что?».
– Последний ряд.
Его лицо расплывается в дерзкой ухмылке, и он делает то, чего я от него никак не ожидаю. Митч мне подмигивает.
Хихикая, я сажусь рядом с ним. Его аромат горного водопада рассеивает запах несвежего попкорна. Я кладу голову на его крупное плечо, и на большом экране начинается фильм. Поскольку это старый кинотеатр, подлокотники между нами нельзя ни поднять, ни опустить. Так
