ней грустный блюз и исполняла фристайл в духе «что вижу — то пою».
— Ту-ду-ту-ду-ту-ду! — дунула в гармошку шаманка. — А вот какой-то хрен к нам зашёл! Ту-ду-ту-ду-ту-ду! Сейчас будет вопросы спрашивать! Ту-ду-ту-ду-ту-ду! А ну прикинься, киса, пёсиком! Ту-ду-ту-ду-ту-ду! И понюхай сумку носиком…
— Тише! — не глядя на девушек крикнул Дудка.
— Ладно-ладно, — вздохнула Шама и убрала губнушку. — Молчу.
— Кхм-кхм, — откашлялся Дудка, упал в кресло, открыл одно из дел и улыбнулся себе под нос. — Вот это моё любимое. — и только теперь поднял взгляд на альтушек. — Ну что, барышни, начнём? Меня зовут Никита Евгеньевич, я заместитель Главы Тайной Канцелярии.
— Приятно — звиздец, — прокомментировала Шестакова, а Таня пока что решила благоразумно промолчать.
— Итак, — начал Дудка. — Расскажите мне, пожалуйста, во всех подробностях, что происходило с вами внутри аномальной трещины. Если вам так будет удобней, можете начать заранее. Прямо с момента подготовки.
Девушки переглянулись.
— Приказом командира нам велено молчать, — ответила Стеклова.
— Вот как, — наиграно улыбнулся Дудка. — И что? Прямо вот ничего-ничего не скажете?
— Нет.
— Ничегошеньки?
Дудка игрался со своими жертвами, как каноничный злодей. Частично потому, что это способствовало эмоциональному расшатыванию собеседника, а частично потому, что это было прикольно.
— Командиром нашего спецподразделения на данный момент является Скуфидонский Василий Иванович, — отрубившись от всех внешних раздражителей, рапортовала Таня. — Если вам нужно узнать какую-то информацию касательно операции, в которой участвовала наша группа, обратитесь к нему.
— Во как, — Никита Евгеньевич пробежался глазами по делу. — Очень уважаю вашу преданность командиру, Татьяна Витальевна. Прямо-таки гордость берёт за армейских. Однако как старший по званию, я приказываю вам…
— Командиром нашего спецподразделения на данный момент является…
— Я понял, понял, — Дудка кивнул головой и принялся грызть ручку; не от нервов, само собой, а чтобы периодически мерзко чвякать. — Скуфидонский. Но вот ведь какая незадача, Татьяна Витальевна, в моей власти снимать и назначать командиров группы «Альта».
— Нет, — коротко рявкнула Стеклова.
— Да. Технически, я могу сделать это прямо сейчас и освободить вас от бремени приказа. В таком случае у вас не останется причин молчать, ведь таким образом вы становитесь изменницей государства российского. Но даже если вы всё-таки упрётесь, то-о-о-о, — тайник начал водить пальцем по делу. — Что скажет барон Стеклов, на минуточку потомственный военный, когда узнает, что его любимая дочь отстранена от службы?
— Барон Стеклов поймёт, что я исполняла приказ. Как вы сами выразились, барон Стеклов потомственный военный.
— Допустим, — согласился Дудка. — Но не думаю, что ему от этого станет легче. Поскольку вас, Татьяна Витальевна, ждёт трибунал.
— Когда трибунал хоть чуточку разберётся в деле, он тоже поймёт, что я исполняла приказ, — Таня всё так же смотрела в пустоту прямо перед собой.
— А что, если я скажу, что в составе трибунала будет всего один человек? — Дудка аж хохотнул своему остроумию. — И этим человеком буду я.
— Скажу, что это самоуправство.
— Подумай, Татьяна Витальевна.
— Подумала.
— Хорошо подумай.
— Хорошо подумала.
— Хм-м-м…
Ну допустим, — смекнул Дудка.
Это было ожидаемо. Из всех шестерых Стеклова просто обязана быть наглухо бронированной. Завидный послужной список, рекомендации, чистейшее личное дело и кристально чистая репутация.
Такую так просто не сломать.
И более того!
Такую даже жалко ломать. Слишком уж полезный для Империи человек. Если после ментального воздействия мозги оплавятся, будет не очень хорошо.
А ведь придётся, — с мрачной радостью подумал Никита Евгеньевич. — Если обычные методы не помогут, то обязательно придётся.
Но, к счастью, у него оставалось ещё аж целых пять девушек для допроса.
— Та-а-а-ак, — протянул он, демонстративно убрал Танино себе под задницу и взялся за папку с надписью «Шестакова». — Так-так-так. Ксения Константиновна, голубушка, ну давайте теперь с вами побеседуем, раз ваша подруга столь упёрта.
— Пошёл ты…
Тут Шама запнулась, потом снова достала губную гармошку, сыграла «Ту-ду-ту-ду-ту-ду», и пропела:
— А пошёл ты нахер, дяденька! — а затем снова: — Ту-ду-ту-ду-ту-ду! А ничего ты от меня не узнаешь! Ту-ду…
— Прекратите паясничать, Ксения Константиновна, — Дудка вчитался в дело. — Уж кто-то, а вы должны быть благодарны нашему ведомству за то, что вам был дан шанс прожить достойную жизнь. Неужели вы готовы спустить его в унитаз ради Скуфидонского?
— Не хочу я с тобой разговаривать, — на сей раз без музыки ответила Шестакова. — Просто не хочу и всё тут.
— Уточка говорит: зря-зря-зря, — сам пошутил и сам посмеялся Никита Евгеньевич. — Объясню тебе на твоём же языке, чернь.
— Эй!
— Заткнись! Твоё дело замято, но не уничтожено. Ход следствию можно дать в любой момент, и тогда тебя не спасёт никакая группа «Альта» и никакой Скуфидонский, понимаешь? И отправишься ты туда, где тебе самое место…
— Я тюрьмы не боюсь.
— А я и не про тюрьму, Ксюша, — улыбнулся Дудка. — Тебя эшафот ждёт, никак не дождётся. Ты же понимаешь, что артефакты такой мощи нельзя красть у таких людей безнаказанно?
— Я ничего не крала, — стиснула зубы шаманка. — Я забрала своё…
— Ну-ну.
Настала пора для игры в гляделки. И тригернуло барышню знатно, — подумал Дудка. — Стало быть, на верный путь встал.
— Как думаешь, что они сделают с тобой, как только узнают, что ты не погибла?
— Пошёл, — медленно и с чувством произнесла Шама. — Нахер. Урод.
— Ну! — тут Никита Евгеньевич резко просветлел лицом, хлопнул в ладоши и встал с кресла. — Вы у меня не одни, барышни. Посидите пока, подумайте хорошенько. Задайте себе вопрос: а стоит ли оно того? Ну и так далее. Не скучайте!
Со Стекловой точно всё, — сделал у себя в мозгах пометку Дудка, — а вот Шестакова пускай посидит, помаринуется. Сама себя накрутит, а там, глядишь, и сломается.
А может и Стеклова размякнет, от страха за подругу. Такие то сами ничего не боятся, а стоит прижать кого-то рядом и сразу в благородство играют. Дурачки.
Никита Евгеньевич высунулся в коридор и свистнул санитарам, чтобы перетащили кресло. Путь его теперь лежал в соседнюю операционную, где в точно таких же условиях жути и неуюта сидели Её Сиятельство Ольга Сергеевна Фонвизина и кадет
