предложение. — Живу я недалеко, а ходить полезно для здоровья. Если у вас что-то действительно важное, говорите здесь.
— Извините, я не имел в виду ничего такого, — я смутился. — Просто на улице холодно, я и подумал, что в теплой машине будет комфортнее, да и быстрее… Но, если вам больше нравятся прогулки по свежему воздуху, я с удовольствием вас поддержу. Не подумайте только, что я навязываюсь. Разговор у меня к вам рабочий и… очень важный. В буквальном смысле вопрос жизни и смерти.
Речь у меня получилась сбивчивой, но основную суть, надеюсь, я передал.
— Что ж, — все еще недоверчиво глядя на меня, кивнула Ямпольская. — Подождите меня тогда снаружи у входа в поликлинику, мне нужно сначала одеться.
Несмотря на серьезность предстоящей беседы, я выбежал на улицу окрыленным. Даже чуть ли не приплясывая. И одеться забыл, чем развеселил обычно строгую старушку-гардеробщицу. Потом отправил в гараж Севу, сказав ему, что доберусь до редакции на автобусе, и вернулся к крыльцу поликлиники. Вовремя — Ямпольская как раз выходила.
На ней было красивое бежевое пальто, перехваченное широким поясом, темно-коричневый берет, такого же тона шарф, перчатки и сапоги. Прямо не девушка, а картинка. Только при этом еще и врач.
— В какую сторону нам идти? — уточнил я.
— Туда, — указала Ямпольская, тряхнув своими каштановыми локонами. — К Любицкой набережной.
— Совсем близко, — вырвалось у меня, и Аглая Тарасовна неожиданно улыбнулась.
— Не переживайте, если все так серьезно, как вы утверждаете, я вас внимательно выслушаю, — сказала она. — Только не увлекайтесь.
Мне очень хотелось взять ее под руку, но именно сейчас это было бы бестактно. Все-таки мы пока что еще не на свидании, у нас, можно сказать, деловая встреча. Так что лучше быть вежливым, лучезарным, но ни в коем случае не приставучим.
— Спасибо, — поблагодарил я, и мы неспешно направились по усыпанному опавшей листвой тротуару, где еще позавчера явно лежал толстый слой первого снега. — У меня есть знакомый… Он ликвидатор-чернобылец. Недавно я виделся с ним, и его состояние меня обеспокоило. Я, разумеется, не врач, и не могу судить, но мне кажется, ему нужно обследование.
— Я понимаю ваше беспокойство, — мне показалось, Ямпольская облегченно выдохнула, убедившись, что к ней не собираются липнуть. — И все же, насколько мне известно, тех, кто там побывал, регулярно обследуют. Советской медицине известно об опасности радиации.
— У меня нет никаких сомнений в компетентности наших врачей, — убежденно заговорил я. — Просто в нашей стране не так много практики… Облученный организм ведет себя непредсказуемо, и в случае с моим знакомым все не очень хорошо. Из нас двоих врач только вы, но все же позвольте мне попробовать вас убедить в необходимости дополнительного обследования.
— Скажите честно, Евгений Семенович, — Аглая Тарасовна строго посмотрела на меня, — вы искренне за него беспокоитесь или хотите написать громкую статью?
— От вас ничего не скроешь, — я заставил себя улыбнуться. — Да, я хочу написать именно резонансный материал, но ради благополучия человека. Не только моего знакомого, но и многих других чернобыльцев.
— Благородно, — оценила Ямпольская. — Пожалуй, я высказалась слишком резко… Извините меня, Евгений Семенович. И все-таки почему вы считаете, что ликвидаторами занимаются недостаточно?
— Слишком мало прошло времени, — я покачал головой. — Слишком мало опыта наблюдений в динамике. Пусть меня назовут паникером, но я все же сторонник того, что лучше перебдеть, чем недобдеть. К тому же я разговаривал еще с несколькими участниками ликвидации аварии. Причем из разных городов. И выводы у меня неутешительные. Своей статьей я хочу привлечь внимание к проблемам этих людей. Ведь это такая возможность поймать болезнь на старте! Получить опыт, научиться вовремя распознавать опасность! И тем самым спасти огромное число пострадавших, в ком еще спит эта зараза! Предупрежден — значит вооружен!
— Чего вы хотите от меня? — немного помолчав, спросила девушка. — В том смысле — чем я могу помочь?
— Осмотреть его, взять анализы, провести дополнительное обследование, — перечислил я. — Причем желательно как можно скорей. Чтобы результаты были готовы до выхода номера.
— Я ведь не радиолог, Евгений Семенович, — покачала головой Ямпольская. — Но осмотреть вашего знакомого и выдать нужные направления в моих силах. Завтра у меня тоже рабочий день, и я прямо с утра подберу запись на ближайшее время. Как его зовут?
— Павел Садыков, — ответил я. — Отчество, к сожалению, не знаю.
Мы стояли на светофоре, ожидая разрешающего сигнала. Рядом стояла будка регулировщика, которых уже не останется в Любгороде будущего. По влажному асфальту шелестели автомобили — позабытые в моей прошлой жизни «Москвичи», «Запорожцы», «Волги».
— Я запомнила, — кивнула Аглая Тарасовна, в этот момент загорелся зеленый, и мы пошли дальше. — Попробую потом направить его к Королевичу для консультации. Он пользуется авторитетом в научных кругах, у него есть коллеги, с которыми можно посоветоваться.
— И узнать о похожих случаях в их практике, — подхватил я. — Если ваш учитель проникнется… Было бы очень хорошо подключить докторов его уровня.
— Я попробую, — кажется, мне все-таки удалось перетянуть Ямпольскую на свою сторону. — Василий Васильевич — настоящий врач, он не оставит в беде пациентов. И… я попрошу его связаться с коллегами из институтов. Возможно, у него есть знакомые в отделениях радиологии. Если вы правы, мы действительно сделаем большое дело.
— Спасибо вам, доктор, — я не знал, как лучше поблагодарить девушку, и произнес эти простые слова.
— За мой халат белый, — улыбнулась в ответ Ямпольская. — Вы думали, выслушав все подробности, я откажу? После этого я бы сама перестала себя считать врачом. И потом… пока еще не за что, Евгений Семенович. Мы еще не знаем, что на самом деле с вашим знакомым. Не будем торопить события. Сначала обследование, потом консультация с Королевичем, и уже тогда можно будет о чем-то говорить. А вам спасибо, что проводили. Вот я и дома.
Она указала на самую обычную непримечательную пятиэтажку, во дворе которой стояла гордость отечественного автопрома того времени — вишневый ВАЗ-2108, легендарная «восьмерка». Когда-то это была машина мечты, не уступающая по характеристикам «Фольксвагену» модели «Гольф». Черт, вот о чем я сейчас думаю, когда рядом такая красавица?
— Аглая Тарасовна, как вы относитесь к спорту? — была не была!
— Положительно, — улыбнулась Ямпольская.
— В семь вечера сегодня соревнования в одном спортклубе, — сказал я. — Туда пускают не всех, но я бы вас туда пригласил. Составите компанию?
— Соревнования меня не очень интересуют, — покачала головой девушка. — Но за приглашение спасибо.
Да уж, опростоволосился — неужели и впрямь Ямпольской интересно смотреть на потных мужиков в подвале жилого дома? Тоже мне, Ромео!
— Тогда у меня есть предложение поинтересней, — внешне мне все же удалось сохранить добрую мину при плохой игре. — В следующую среду в доме культуры состоится концерт в честь Дня комсомола. Мы готовим сюрприз, который, я просто уверен, вас должен заинтересовать.
— Вы там будете выступать? — в глазах докторши мелькнул неподдельный интерес.
— Нет, но я имею некоторое отношение к подготовке.
— Это тоже неплохо, — прищурилась Аглая Тарасовна. — Самодеятельность я люблю. Позвоните мне завтра по телефону регистратуры. Я вам отвечу по поводу записи вашего знакомого, и заодно вы мне расскажете немного подробностей. До свиданья, Евгений Семенович.
— Всего доброго, Аглая Тарасовна, — я улыбнулся в ответ.
Она направилась в сторону одного из подъездов, а я все то время, пока она не скрылась за дверью, словно прилип взглядом к ее точеной фигуре. А потом встряхнулся, словно сбросив оцепенение, и усмехнулся про себя:
«Ну что, Женя, влюбился?»
Разумеется, я не был расстроен. Наоборот, у меня словно бы выросли крылья. Избитое выражение, но оно сейчас подходило к моему состоянию как нельзя лучше. Жизнь обрела еще один смысл помимо работы.
Что и говорить, судьба редко делает такие подарки, и я не собираюсь их упускать.
Глава 40.
Возле дома номер шесть по улице Пролетарской было многолюдно. У лестницы в подвал с торца здания толпилось не меньше десятка крепких парней, и прохожие опасливо проходили мимо. Причем, я уверен, если бы дело происходило возле городского стадиона, реакция могла быть другой — спортсменов в Советском Союзе хватало. Но тут, во-первых, место было неподходящим, а во-вторых, качки Загораева отличались своеобразной одеждой — свободными клетчатыми штанами и клетчатыми же кепками-восьмиклинками. Некоторые были в темно-синих ватных телогрейках, перехваченных на талии широкими солдатскими ремнями с огромными пряжками.
— Опа! — неожиданно воскликнул Леня, когда мы приблизились ко входу в «качалку».
Мне показалось, что он сильно напрягся, но не подавал виду. Возможно, просто не хотел показаться малодушным — спортсмены выглядели
