за то, что он, в отличие от меня, успел выпить горячий кофе, – вы слишком долго отсутствовали.
– Разве долго? – деланно удивился я.
Отец Агап уносил использованные тарелки и складывал их рядом с посудомоечной машиной. Лада тихонько напевала про тучи, которые не так жестоки, как люди, и крутилась на стуле. Профессор, откинувшись на спинку стула, смотрел на пламя свечи, и в его невыразительных, неопределенного цвета глазах плясали огоньки.
– Кирилл Андреевич, – очень серьезным тоном сказал священник, стоя передо мной и закатывая рукава. – Завтрак к какому часу приготовить?
Батюшка отчаянно боролся за освободившиеся должности кухарки, посудомойки и официантки. Дармовый хлеб, видимо, встал у него поперек горла. Я дал возможность батюшке уладить отношения со своей совестью.
– Спросите у Валерия Петровича, в котором часу он спуститься к завтраку.
Священник повернулся к профессору.
– Знаете что, батюшка, – ответил Курахов. – Завтракайте без меня. Если вас не затруднит, проследите, чтобы Мариша не осталась голодной и поела без всяких там ведических выкрутасов… Пойду-ка я спать! – профессор поднялся. – До свидания, господа! – Он повернулся лицом в сторону темного угла, где сидела Лада. – Доброй вам ночи, милая!..
Лада, покачивая изящной ножкой в моем домашнем тапке, салютуя, выкинула вверх руку с сигаретой.
У самого входа на лестницу профессор чиркнул зажигалкой, поднял ее повыше, но вдруг повернулся и посмотрел на меня.
– Господин директор, э-э-э… сделайте одолжение…
– Проводить вас? – догадался я.
– Именно так. Наверное, звезды к вам благосклонны. Сегодня вы идете нарасхват.
Я включил фонарик и пошел вслед за профессором. В отличие от Марины он не просил меня идти впереди себя. Поравнявшись с моим кабинетом, Курахов шепотом предложил:
– Может быть, зайдем на минуту к вам?
Он заинтриговал меня. Я отпер дверь, широко раскрыл ее и жестом пригласил профессора зайти. Он тотчас сел в кресло, стоящее у самого входа, видимо, опасаясь что-нибудь задеть и уронить в незнакомой ему темной комнате. Дождавшись, когда я закрою за собой дверь и зажгу декоративные свечи, похожие на маленькие ледобуры для зимней рыбалки, профессор сказал:
– На вас можно положиться, господин директор?
– Можно, – ответил я.
Профессор качнул головой и усмехнулся.
– Какие же вы, молодые, все-таки самоуверенные! Для приличия хотя бы выдержали паузу.
– Во-первых, я не уверен, что пауза – это всегда прилично, – ответил я. – А во-вторых, я знаю себя лучше, чем кто-либо другой.
– Ну все, ясно! – кивнул Курахов. – На все вопросы уже давно заготовлены ответы. Даже если вопросы еще не известны… Впрочем, мы ушли от темы.
Он выдержал паузу, показывая мне, как следует вести беседу воспитанным людям, затем, рассматривая ногти, сказал:
– Только между нами: я собираюсь уехать завтра утром. Рано утром, первым автобусом. Вы мне должны, кажется, за четыре или пять дней проживания. Но этого долга может и не быть, если вы окажете мне небольшую услугу.
– Какую?
– Я ученый. У меня не только весьма напряженный график работы. Моя жизнь зачастую сопряжена с опасностями, и вы сами были свидетелем тому. Сами понимаете, что в таких условиях Марише очень нежелательно находиться рядом со мной.
– Вы решили уехать, не предупредив об этом Марину, – озвучил я вывод, к которому профессор шел слишком медленно.
– М-м… Да!
– А чем я могу быть вам полезен?
– Мне нужно всего пять дней, от силы – неделя. Затем я вернусь сюда и, думаю, поживу в ваших высококлассных апартаментах еще несколько дней. То есть, я хочу сказать, что свой номер я как бы оставляю за собой. Вас это устраивает?
– Вполне.
– Но это не все. Мариша – очень энергичная и рисковая девушка. Она не знает, куда я еду, это не суть важно, но Мариша может начать какие-то безумные поиски, возможно, даже предложит вам какой-нибудь авантюрный план. Прошу вас как мужчина мужчину: проявите благоразумие, постарайтесь ее успокоить, удержать на месте и вместе с батюшкой возьмите ее под свою опеку.
Представляю, подумал я, что будет с Мариной, когда она узнает, что ее папочка коварно сбежал, а я ненавязчиво контролирую ее каждый шаг.
– Вы знаете, Валерий Петрович, – признался я, – опекун из меня никудышный. Мне кажется, что батюшка вполне справится без меня.
– Батюшка, конечно, справится, – несерьезно сказал Курахов и другим тоном добавил: – Меня беспокоит Уваров. Как бы он после моего отъезда не выкинул какой-нибудь финт.
– Напрасно вы воспринимаете Уварова всерьез, – сказал я то, что уже давно хотел сказать профессору. – Это вполне безобидный человек.
– Вы так считаете? Вы всерьез так думаете? – со скрытым возмущением сказал Курахов, но сам же себя приструнил: – Ладно! Сейчас не время для споров.
Он встал с кресла и протянул мне руку.
– Я на вас очень надеюсь, Кирилл Андреевич!
Оказывается, он прекрасно помнил, как меня зовут. Мы вышли в коридор. На цыпочках пройдя мимо двери падчерицы, профессор надолго застрял у своего номера, сначала отыскивая в карманах ключ, а затем – замочную скважину. Я светил ему до тех пор, пока Курахов не махнул мне рукой и не скрылся за дверью номера.
В зале, когда я в очередной раз туда спустился, в самом разгаре был жаркий спор.
– Самое грустное в том, что вы занимаетесь только теми, от кого мало что зависит, – говорила Лада, потягивая аперитив и, склоняя голову то на один, то на другой бок, любовалась батюшкой.
– Это не есть истина, – возражал отец Агап. – От самого маленького и неприметного человека зависит неизмеримо многое – чистота вселенского духа. Одна ложка дегтя портит бочку меда.
– Конечно, я беззащитная девушка, и вы можете высказать мне все, что думаете. А слабо предать анафеме какого-нибудь мерзавца-политика?
– Я не обладаю той церковной властью, чтобы предавать анафеме кого-либо, – строго предупредил батюшка. – Но вы глубоко заблуждаетесь: политиков мало, значит, не все от них зависит. Куда важнее духовная чистота больших народных масс.
– Вы все про народные массы, а я про то, кому вы служите.
– Мы служим богу, девушка.
– А чей грех считается более тяжким – мой
