— Песни кричит, а сам по сторонам смотрит. Внимательно так! Высматривает, шпионит. С виду стар, а рука его тверда! И рукава, — Ханна интимно понизила голос, — в старой засохшей крови, а ран-то на ладонях нет.
— Да что ты! — вскричала я, испуганная.
— Сдай его своему инквизитору, — рыкнула Ханна, словно цепной пес. — Сдай. Сдай! У него глаз вернее, наметанный. Пусть посмотрит вернее моего. Пусть хотя б понаблюдает! Если я права… ух, если я права!..
Если Ханна права, то Ганс может вывести Эвана на самого главного злодея. А мне не придется рисковать собой и являться тайной магической тропой за спину негодяю, чтоб помочь Рому.
Ох, вот не хотела я к Эвану подходить, совсем не хотела!
Чтобы он не дай бог не подумал, что я вешаюсь на него и пытаюсь очаровать.
Но теперь, видно, придется. Ради дела нужно подойти к нему.
«Да я долго рядом и не задержусь, — уговаривала я себя. — Только скажу о подозрениях Ханны, и все».
***
В ратуше было многолюдно.
Для праздника специально был украшен самый большой зал, света было столько, что он слепил. Казалось, все кругом горит золотом.
Огромные колеса прекрасных люстр под потолком сияли сотнями свечей.
Было очень жарко, даже душно, и потому люди без опаски простудиться скидывали верхнюю одежду, оставляя свои плащи слугам.
Публика была вся какая наряженная!
Увидев городских модниц, я даже испугалась немного своей столичной смелости.
Местные дамы предпочли одеться в тяжелые теплые платья темных цветов. В синие, зеленые, бордовые, темно-коричневые. Это и понятно — ткань этих цветов у нас была самой дорогой и добротной.
Купить отрез такой ткани уже шик.
А уж явиться в роскошном наряде на праздник…
Так что я в своем светлом платье не просто выделялась — я была как луч света, проникший в темное помещение через щелку. Беспечный и глупый подснежник, внезапно выросший среди палых темных листьев.
Но несмотря на то, что я не купила самой дорогой ткани в местной лавке, платье мое было самым прекрасным. Это я поняла, оглядев горожан.
Мне показалось, что все кругом в один голос произнесли «ах!», громко и отчетливо, когда я, стесняясь, распустила завязки плаща и сняла его с плеч.
Какой-то миг вокруг меня стояла оглушительная тишина, и лица людей были такие, словно им скормили что-то ужасно горькое. Они ведь рассчитывали посмеяться надо мной, так? Ждали этого момента?
И остались с носом!
«Что ж, — думала я, несмело шагая меж изумленными людьми и раскланиваясь со знакомыми, — я незамужняя девица, и выглядеть мне подобает именно так — как юной незамужней девице, а не как почтенной матроне!»
Я была очень светлая, очень красивая и яркая в царстве темных одежд.
Мои светлые волосы были отмыты, расчесаны, уложены и поблескивали в свете свечей.
Нежная мятная зелень платья подчеркивала хороший цвет лица, нежно-румяные щеки и раскрасневшиеся губы.
Руки казались белоснежными и хрупкими под оборками узких, недлинных, до локтя, рукавов.
Моя талия была самая тонкая, юбка самая оригинальная, и вся я слишком выделялась из толпы важных городских дам.
Если б Эван не знал меня до сего дня, то сегодня точно б обратил на меня внимание, потому что не заметить меня было невозможно!
Все мужчины смотрели только на меня, изумленно отступая и уступая мне дорогу, словно я была важной дамой или даже королевой.
Все девушки на выданье тянули шеи и кусали губы от досады, потому что каждая из них хотела бы быть такой же изящной, нежной и прекрасной, как глупышка Мари!
Права была столичная швея — я была как кусочек весны среди осенней темноты и мрака!
Местная длинноносая тощая модистка — держу пари, это именно она и распространяла слухи и сплетни, смеясь над моим желанием приодеться к празднику, — всплеснула вдруг руками и залилась в непонятной истерике слезами.
От ее услуг я отказалась, сославшись на свой вкус. И за это она мне отомстила как могла, выдумала сказку о том, что глупая Мари вздумала нацепить на себя нечто невообразимое и уродливое.
Целую неделю она с жаром рассказывала эту байку своим клиенткам, уверяя их, что именно они (все без исключения) будут на празднике самыми заметными. Благодаря ее усилиям, конечно.
И рассказ ее по мере приближения праздника обрастал все новыми и новыми ужасными подробностями того, как глупая Мари хочет принарядиться. Юбка в двадцать локтей шириной, пять бобров на воротник — это ведь твои фантазии, дорогуша?
— Безвкусица, безвкусица и пошлейшее уродство! — пищала она каждой своей клиентке, закатывая глаза и прижимая ручки к тощей грудке.
А вышло совсем не так.
Я, поправив выбившийся из прически локон, наградила ее насмешливым взглядом.
Что, съела?
Ты такое платье ни за что не сшила бы.
Не хватило б ни фантазии, ни вкуса. Все, на что тебя хватает — это одеть всех, как под копирку, в тяжелый пыльный бархат.
Бобровые шкуры украшали не мои плечи!
И ржавая бахрома заметала не мои следы!
По вискам модниц струился пот. Еще бы, в такой-то тяжести, да в сильно натопленном помещении!
Зато мне было легко и свободно.
Эвана я заметила едва ли не с первых шагов.
Да и как его было не заметить! Высокий, статный, зловещий и прекрасный, он стоял и разговаривал с мэром и лендлордом, вежливо им улыбаясь. А на плечах его, на длинных черных волосах словно сиял звездный свет.
И он, конечно, заметил меня.
Один взгляд — и он просто не смог больше отвести от меня глаз.
Звездный свет вспыхнул в них, и я увидела неподдельное восхищение на его лице.
— Инквизитор, — я присела в реверансе, склонив перед ним голову.
Мне можно было не смотреть в его глаза.