на второй этаж и вижу мужчину, который снова берёт стул, собираясь им сражаться и оборонять свой дом. Внутри достаточно темно, но я могу рассмотреть черты человека – скорее всего, сын Сазголона.
– Вам хана! – шипит.
Времени на сражение нет.
Поднимаю его в воздух и с силой бью о стену справа. Он падает на землю и пытается подняться на трясущихся руках, но я снова поднимаю его в воздух и вышвыриваю в окно. Мужчине стоит быть благодарным, что я использовал голубую жемчужину, чтобы избавиться от него. Если бы пришлось прибегнуть к жёлтой, он уже был бы мёртв.
Захожу в боковую комнату: двое детей, жмущихся друг к другу.
Чувствую себя извергом, что вломился в чужой дом и собирается убить члена семьи. Да, с их точки зрения всё именно так и выглядит. Я злодей, а их дед – невинная овечка. Переубеждать я никого не собираюсь, по крайней мере не сейчас.
Захожу в другую комнату – пусто.
Захожу в третью – пусто.
– Он здесь! – кричит Дверон с третьего этажа.
Удивительно, что они поселили Сазголона на третьем в его-то состоянии. Я думал, он будет скрываться на первом, максимум на втором.
Поднимаюсь выше и вижу гордого старейшину деревни, восседающего в одних трусах на деревянном стуле. Страха в нём как не было, так и нет. Сидит вальяжно, откинувшись на спинку, будто полностью контролирует положение. И это нам стоит опасаться, а не ему.
Не могу понять: им движет храбрость или безумная уверенность в собственную значимость и неуязвимость. Никогда не любил людей, настолько убеждённых в своей исключительности. Такие почему-то считают, что мир прекратит своё вращение, когда они отправятся на тот свет.
Сбоку от него сидит на полу женщина, закрывает руками маленькую девочку. Чёрт, не смогу я навредить человеку на глазах его потомков, это бесчеловечно.
Дверон подходит ближе, сжимает рукоять меча двумя руками. В какой-то момент девочка изворачивается, вырывается из рук матери и бежит к деду, но я хватаю её за запястье и волоку на выход, прочь из комнаты. Нельзя ей смотреть на такое.
– Явились, значит, – произносит Сазголон – Так и знал, что...
Дверон одним мощным движением сносит старику голову. От неожиданности я даже подпрыгиваю. Отрубленная конечность скатывается по груди старейшины, падает ему на колени, а затем ещё ниже – на пол. Катится по деревянным доскам с отвратительными чавкающими звуками, подкатывается ко мне.
Я всё ещё держу девочку за руку, пытаясь спрятать её от ужасов, которые мы сегодня совершаем. И мне не приходит лучшей идеи, чем зафутболить отрубленную голову в угол помещения. Абсолютно идиотский поступок, но у меня было совсем мало времени, чтобы среагировать.
И разум не подсказал ничего умнее, чем это.
Смотрю на летящий через комнату предмет, Дверон смотрит, женщина смотрит, девочка тоже. Наконец, я отпускаю её руку, но она не бежит обратно к маме, так и стоит на месте. Кажется, она только что получила психологическую травму. Да и я тоже.
– Что? – спрашивает староста Фаргара. – Ты же сам сказал, что нам нужно действовать быстро.
– Ну да, – говорю. – Всё верно. Но как-то это... неправильно.
– Поздно сомневаться. Будешь задаваться вопросами, когда вернёмся в лагерь.
Женщина бесшумно рыдает в углу. Хочется её утешить, сказать, что всё позади, но это будет звучать как издевательство.
Даже у самых отъявленных негодяев есть братья, дочери, внуки. Не стоит их оправдывать только за счёт того, какие хорошие они семьянины. Человек должен нести ответственность за свои поступки, а не прикрываться слезами близких людей.
– Уходим, – говорю.
Бежим вниз по лестнице.
Наша вылазка прошла удачно: мы устранили Сазголона. Но почему внутри ощущение, будто я – единственный негодяй в этой деревне?
На улице во всю идёт сражение. Вылезаю через окно и вижу огромного Буга, двуручным мечом отгоняющего людей справа. Он выглядит настолько пугающе, что окружающие боятся к нему приблизиться. Остальные друзья находятся слева и сдерживают натиск толпы воинов Орнаса.
Худой мужчина тыкает копьём в грудь Чемпина, но наконечник отскакивает от металлической пластины. В следующую секунду молот Браса опускается на него сверху и тот падает на землю, переломанный. Арназ ударом ноги опрокидывает своего противника. Хоб сидит в глухой обороне. Роддер отбивает нацеленное в него копьё щитом, делает подшаг и совершает рубящий удар справа налево, рассекая топором противнику голову. Удар не смертельный, но одного глаза он точно лишился и больше никогда не похвастается ослепительной улыбкой.
Хума срывается с моего плеча, пролетает полукругом над сражающимися людьми и оглушительно кричит, выбирая целью мужчину слегка за пятьдесят. Тот останавливается и хватается за голову, не понимая, что происходит.
– Убирайся! – кричит летучая мышь, порхая над людьми.
Кричит ещё несколько раз и после каждого оглушительного взрыва люди теряют ориентацию в пространстве. Повезло им, что они на открытом воздухе.
Человек двадцать стоят напротив ребят и продолжают прибывать.
– Отступаем! – кричу.
Оставшейся силой голубой жемчужины поднимаю одного из людей и бросаю на остальных, вызвав замешательство на несколько секунд. Замедляю время и бью мечом по рукам, ногам, выигрываю как можно больше времени для отхода.
Нам не нужно побеждать. Нам нужно уйти.
– Все назад! – подтверждает Дверон.
Буг смещается к центру, отвлекая на себя внимание, пока остальные пятятся в сторону, откуда мы пришли. Он машет мечом направо и налево, разрезая воздух. Создаёт зону, на которую невозможно ступить, оставшись невредимым.
Мчимся обратно в лес, Буг бежит в самом конце и редкие удары копий стучат по его каменной коже. Полезная всё-таки вещь, эта маска. Неприятно будет от неё избавляться: уж слишком ощутимые у неё побочные эффекты. Я не готов смотреть, как она настривает Буга против меня даже с учётом преимуществ, которые она даёт.
Чем ближе мы к лесу, тем меньше слышим звуков преследования.
– Кто-нибудь... ранен? – спрашиваю.
Лёгкие жадно хватают воздух. Ощущение, будто я разминуся со смертью на какие-то пару сантиметров. Нас спасла только наша выучка, ни один человек в Орнасе не может тягаться с людьми из этого отряда.
– Я, – отвечает Брас.
Снимает шлем и мы видим длинный порез на шее, из которого течёт кровь и уже начинает заливать доспехи.
– Идём к Лире, – говорю. – Пусть обработает рану.
Возвращаемся в лагерь и видим всё наше войско в боевой готовности. Они стоят на месте и не знают, что им делать – я не назначил
