пехотный взвод, спешивший на подмогу охране моста, нашли два обугленных тела. Следы не указывали прямо на ваше участие. Тем не менее, я предполагал именно это.
— Правильно предполагали. Хотя… если изучали мои действия в Нововарягии и Славии, догадались бы, что не попадусь в примитивную ловушку. Зачем было использовать здание банка?
— Готовил мой заместитель… — взмахнул кистью руки разведчик. — Да, он не принял во внимание существенные обстоятельства.
Он, наконец, закурил. Его примеру последовал хорват.
— Герр генерал! — в свою очередь решил спросить Несвицкий. — Скоро вам предстоит отдавать распоряжения, но давайте выкроим еще две минуты. Почему вы — в этой войне? И как относитесь к ней лично?
— А вы не задумывались, почему родились патриотом Варягии или Нововарягии, а я — Рейха? Было бы удивительно, если наоборот, и я мечтал бы присягнуть царю Александру, вы — кайзеру. Родившись в Берлине, я с детства впитал в себя запахи этого пыльного города, язык, немецкую национальную идею. Кайзер — мой монарх, канцлер — глава моего правительства. Большинство нашего народа поддерживает монархическую партию и ее союзников в Рейхстаге. Поэтому я служу Рейху.
— Даже если выполняете преступные приказы? Вроде зачистки в БиоМеда?
— Формально — да, преступление, — неохотно согласился Шварцкопф. — Но вы прекрасно понимаете ситуацию в целом. Те разгильдяи подвели всех нас. Во имя высших интересов требовалось скрыть, закопать на километр в землю этот промах. Если бы не вы и не хорватский бунт, задуманное бы удалось. Эпидемия вот-вот закончится, срок жизни самок комаров истекает. Интересы государства заставляют порой забыть про белые перчатки. Соглашаясь на службу в разведке, я знал на что шел.
— Благодарю за откровенность, герр генерал. И за завтрак, — Несвицкий поднялся. — Приступим.
— Последнее. Что, собственно, хотел сказать, начиная разговор о ваших мотивах, князь. С высокой вероятностью я не переживу сегодняшний день. Честнее прекратить комедию прямо сейчас, вызвав охрану. Не уверен, что вы прорветесь, хорват — точно обречен. Тогда уйду на тот свет с честью, не нарушив присягу.
— Но вам что-то подсказывает сделать иначе. Не только простительное желание остаться в живых.
— Именно, герр Несвицкий. У меня к вам предложение о сделке. Если мы ее заключим, она перевешивает освобождение Касаткина-Ростовского.
Немец тоже поднялся. Они стояли в метре друг от друга, глядя в упор.
— Слушаю.
— Как вы догадываетесь, на вас, на вашу семью и на других волхвов Варягии, прибывших в Сербию, начнется настоящая охота. Не просто вывешивание листовок и публикация в газетах на 3-й странице «розыск террориста». Нет, большое количество служб получит приказ на ваше уничтожение в качестве задачи-прим. И в Варягии тоже, хоть там оперировать несколько сложнее. Рано или поздно придут за каждым. Не угрожаю, если буду мертв, от меня ничто не зависит. Просто рассказал, что вас ждет.
— Вы вчера спросили: «альтернатива?», сегодня тот же вопрос задаю я, — поднял бровь Несвицкий.
— Очень простая. Забирайте своего Касаткина-Ростовского и остальных варягов и возвращайтесь домой. Обещаю: мы квиты. Никакой охоты. Если снова не сунетесь в драку с нами.
— Интересно… Особенно в вашем нынешнем положении. Я обещаю обсудить это с другими волхвами. Надеюсь, придем к какому-то решению. А сейчас — начинайте.
Они отправились в штаб разведки. Уловив момент, когда Ивич не мог слышать, Несвицкий спросил у Василия:
— Разрядил?
— Да. Каждый патрон. У него был полный магазин с зачарованными. Пули вернул в гильзы, но пороха в патронах нет.
Князь удовлетворенно кивнул. Хорват наверняка проверит оружие перед тем, как применить его против Бориса. Не обнаружив патронов в магазине, разъярится. Не исключено, подорвет генерала немедленно.
Следующие пять часов выдались чрезвычайно нервными. Когда в легкий десятиместный самолет загрузились все, включая Касаткина-Ростовского в наручниках и с многопудовой гирей на цепи, самого Несвицкого и его команды, а также Ивича, Шварцкопфа и пилота, у Николая между лопаток струился пот от нервного напряжения. Пропитал, наверно, не только майку, но и трусы.
Борис молчал, понимая, что ведется ему непонятная игра. Несвицкий в форме Бундесвера ему даже не кивнул, говорил по-немецки и крайне мало. Фельдфебелю в присутствии бригадного генерала так и положено.
Только когда закрылся люк, Николай спросил:
— Герр генерал! Как вам удалось склонить Касаткина-Ростовского к сотрудничеству?
Тот нетерпеливо мотнул головой — к чему глупые вопросы.
— Никак. Он отказался. Думаю, сам вам расскажет.
Несвицкий обернулся к хорвату и не увидел в уголовнике ничего кроме обреченной решимости. Ивич слышал слова Шварцкопфа, но это ничего в его планах не поменяло. Князь шагнул назад, где сидел Олег, ровно за спиной хорвата. Сделал знак — действуй как условлено.
Поскольку в самолете нет зеркальца заднего вида как в авто, летчик не видел, что происходило при наборе высоты в центре фюзеляжа, когда ходить строго воспрещено. Ивич достал пистолет и, направив ствол в голову Касаткину-Ростовскому, нажал на спуск. Передернул затвор, выбрасывая отказавший патрон. Вторая попытка не состоялась, Олег взял его за голову и резким движением свернул шею. Потом аккуратно опустился на место и пристегнулся, словно опасался замечания от стюардессы.
Несвицкий вытащил из-за пазухи еще теплого мертвеца пульт от бомбы.
— Меняю на ключ от наручников.
Шварцкопф с иронией глянул, в его глазах читалось нечто вроде «вот каково единство ваших рядов», и протянул ключ. Касаткин-Ростовский избавился, наконец, от балласта.
— Боря! Ты как? — Несвицкий сжал предплечье друга.
— Как-как… Офигел, увидев тебя в этой компании. А это кто?
— Уголовник, мечтавший тебя убить за то, что сдал немцам хорватскую подпольную группу.
— Откуда я мог про них знать? Да черт с ним! А вот генерал… Неужели?
— Да. Герр Шварцкопф, начальник реферата военной разведки Бундесвера. На редкость вменяемый господин. Жаль, что мы с ним по разные стороны.
— Мне обещан код для деактивации взрывного устройства, — напомнил тот.
— Только не трогайте кнопки на пульте! — предупредил Несвицкий. — Снимайте одежду и просто оторвите пластырь. Взрывчатку — лучше выбросить за борт.
За этими событиями самолет набрал уже тысяч пять высоты и, неторопливо ворча поршневым двигателем, летел к югу. Под крылом пока еще виднелись равнинные пейзажи, местами — невысокие холмы. Леса, поля, многочисленные речки. Апрельская зелень, едва распустившаяся, внизу радовала свежестью, а из-под облаков выглядела изумрудным покрывалом. Там — война, партизаны, взрывающиеся мосты? Ничего похожего.
Генерал разоблачился. Взялся за пластырь. Зажмурившись в предчувствии боли от вырываемых волос,
