Скажи, что недалеко. Я сейчас умру от голода…
Поправив зеркало, он бросает на меня взгляд и разочаровывает:
— Придется потерпеть.
Терпеть — слишком громкое слово. Не припомню, чтобы рядом с ним мне хоть когда-нибудь приходилось что-либо терпеть. Разве что его характер и свои безумные чувства, которые так боялась отпустить. В основном рядом с ним я… живу. Горю и страдаю, черт возьми. Страдаю даже сейчас, когда счастлива.
Теперь ветер, который ловлю ладонью, кажется колючим.
Мы оставляем центр города позади. Положив на окно локоть, я пристраиваю на нем голову и смотрю на небо. Дорога занимает полчаса, но оно того стоит, потому что, когда Артур наконец-то останавливает машину, понимаю, что мы приехали на пляж. Прямо перед капотом табличка с его названием, но этот вход достаточно удаленный, чтобы прибрежные кафе отсюда казались игрушечными и поблизости не было ни души.
Глава 58
Я выхожу из машины первая и медленно бреду к кромке галечного пляжа. Несмотря на то что это окраина, стоянка освещена фонарями, пляж отсыпан и под ногами у меня совсем не булыжники.
В моей жизни было полно ночных тусовок у моря, но никогда я не думала, что однажды буду делать это с Палачом.
Обернувшись у самой воды, вижу, как он захлопывает багажник, и в руках у него, помимо еды, клетчатый плед для пикников.
Это действительно свидание. Должна ли я сказать ему, что свидания лучше я и представить не могу? Должна?! Или он сам это знает?
Артур обут в белые кеды, и галька хрустит под его ногами, пока он идет ко мне.
Глаза привыкли к темноте, теперь луна кажется лампочкой, до того отчетливо я вижу все вокруг на расстоянии в пару метров. Хоть и черно-белым, в том числе клетки пледа, который Артур расстилает рядом.
Скинув сланцы, я сажусь на него, вспоминая о том, что оставила сумку вместе с телефоном в машине. Мама вернется домой только завтра в обед, а Никиту я предупредила, что буду поздно, но мне бы не мешало иметь телефон поблизости на случай, если кому-то из них понадоблюсь.
Палач садится напротив, и я любуюсь тем, как он двигается. Тем, как сидит на нем одежда и как он смотрит на меня в ответ, скользя взглядом то по плечам, то по ногам. И понимаю, что прямо сейчас хочу, чтобы весь мир оставил меня в покое. Весь, кроме него, Палача.
Он берется за коробки, а я борюсь с узлом на пакете. В нем две упаковки сока, гармошка пластиковых стаканов и салфетки.
— Маргарита, — презентует Артур, двигая ко мне пиццу.
Он запомнил, как и обещал. Это наполняет руки и ноги какой-то тяжестью. Я встряхиваюсь, чтобы наброситься на еду, которая кажется божественной.
Палач сгибает колени и кладет на них руки, глядя вдаль. Море сегодня спокойное. Вода плещется в паре метров от нас, заглушая мою возню. Я пью сок прямо из коробки, спрашивая:
— Как ты это сделал?
— Что?
— Как заставил Чупу… заплатить за ущерб?
— Сказал, что это моя «Веспа», — пожимает он широким плечом.
— Сомневаюсь, что он поверил.
— Он не поверил, Волга, — говорит, швыряя в воду камушек. — Но это роли не играет. Самое главное, он поверил, что я всегда могу дождаться, пока ему исполнится восемнадцать. Это всего пара лет, а я злопамятный.
Я впиваюсь глазами в его профиль, чувствуя, как чешется внутри от этого «Волга». Может быть, я недооценивала свойства его памяти? Может быть, вчерашний день он помнит гораздо лучше, чем мне казалось.
Это приводит в смущение, ведь даже сейчас щеки готовы заалеть от того, сколько времени между моих ног провела голова Артура Палачева. И от того, что тот день, каким бы диссонансом он в душе не отзывался, заставил меня дважды испытать оргазм. Этого я тоже стесняюсь. Для меня это чертовски откровенно, а он… если и догадывается о моем смущении, ничем себя не выдает…
— И что тогда? — смотрю на него исподлобья.
— Тогда я смогу засунуть ему голову в задницу и не бояться, что меня посадят за расправу над несовершеннолетним.
— С ума сошел? — роняю кусок пиццы в коробку.
— Успокойся, — отзывается рассеянно. — Он все усвоил.
Вытерев пальцы салфеткой, я пялюсь в одну точку и произношу:
— Я размышляла над тем, что ты мне сказал…
— Да? Над чем?
— Над тем, что нужно думать, перед тем как… прыгать выше головы…
— Яна… — смотрит на меня строго. — Я злой был. Возможно, переборщил.
— Нет… ты… все правильно сказал. Хоть и обидно. Но так и есть, когда не можешь за себя постоять, лучше подумать дважды…
— Я считаю, ты обществу оказала услугу. Теперь этот охуевший пацан будет в курсе, что всегда можно случайно наступить на мину. Теперь он тоже будет думать дважды. Урок… для вас обоих… — бросает на меня взгляд. — Только не думай, что от проблем нужно прятаться. Их просто нужно решать… грамотно…
Он снова бросает в море камушек. Я тоже бросаю, повторяя за ним неосознанно.
— Расскажи про ваш спортзал… — прошу его.
— Мы переманили к себе крутых ребят-тренеров. И одну девушку — она мастер спорта по кикбоксингу. Получилась звездная команда, ожидаем до фига клиентов.
— Я… желаю вам успеха…
— Спасибо.
В моем горле становится тесно, ведь очередной камень в воду он отправляет чуть более резким движением.
Вскочив, я принимаюсь дрожащими пальцами дергать завязки у себя на юбке. Она падает к моим ногам, и я вышагиваю из нее. Стягиваю через голову майку. Бросив ее на плед, смотрю на Артура.
Он неподвижно наблюдает, глядя на меня снизу вверх.
Повернувшись к нему спиной, щелкаю застежкой на лифчике, и бросаю его рядом с маленькой кучкой своей одежды, оставаясь в одних трусах.
Ночной бриз заставляет моментально затвердеть соски, но ветерок ласкающий, и мне хочется раскинуть в стороны руки. Вместо этого я иду к воде, превозмогая боль от впивающихся в стопы камней. Шиплю, прежде чем нырнуть в прогретую за летние месяцы воду.
Когда выныриваю, вижу, как Артур, поднявшись на ноги, неторопливо расстегивает рубашку. Лунный свет делает рельеф на его торсе отфотошопленным. Избавившись от рубашки, он сбрасывает кеды и снимает носки. Расстегивает пуговицу на штанах и ширинку, после чего избавляется и от штанов тоже.
— Пф-ф-ф… — выдыхает, когда заходит в воду по колено.
Закусив губу, делаю вывод, что холодную воду Артур Палачёв переносит хуже меня. Перед тем как нырнуть, он пару секунд набирается смелости, но уже в следующее мгновение море смыкается над ним,