и порезами от лопнувшего лобового.
А я… Я ударилась об это самое лобовое, потом меня мотало по салону, потом вынесло из машины и неудачно приземлило на покореженный пень. Острые сучья пропороли кожу на животе, буквально изрешетили ее.
Я должна была умереть прямо там, на месте. Но выжила почему-то.
Полгода пролежала на больничной кровати. Прогнозов не было положительных, все шло к тому, что останусь навсегда инвалидом.
Но папа подключил все свои связи, оперировал меня несколько раз его лучший друг, хирург с мировым именем. И лежала я, естественно, не в простой больнице.
В итоге, все же выкарабкалась.
За все это время Марат меня ни разу не навестил.
Сначала я переживала, что папа его наказал, может, даже посадил в тюрьму, а мне не сказал… Плакала, умоляя пустить ко мне жениха.
Устраивала истерики и голодовки даже.
И папа, судя по всему, из двух зол выбрав меньшую, просто отдал мне телефон и показал, где смотреть.
И я смотрела. По датам.
Первое появление в инсте Марата - примерно через неделю после аварии. Он - красивый, безумно красивый. С брутальными царапинами на лице. И девушка рядом с ним. Тоненькая и лучистая.
Потом - еще и еще.
— Но… Почему? — только и смогла выдавить я, бессильно откидываясь на подушки и глядя на отца.
— Ему честно сказали про прогнозы, Марта, — сухо, как и всегда, впрочем, ответил папа, — и нет, я ему не запрещал приходить. Просто он не захотел. Были вполне серьезные шансы, что ты не встанешь. А если встанешь, то навсегда останешься инвалидом.
Он был жесток. Резал по живому, разом отсекая гниющую плоть. Хирург же.
И мне было больно, потому что анестезией папа, как всегда, не озаботился. Или не посчитал нужным смягчить, зная меня досконально. Я же – его дочь. Кровь его. А значит, выдержу.
И оказался прав, как всегда. Я выдержала.
Сцепила зубы и начала изо всех сил карабкаться наверх из той ямы, в которую постоянно на эмоциях скатывалась.
Перенесла еще две операции, потому что было заражение, ткани плохо срастались, и что-то еще, чего я уже и не помню.
Потом, после того, как более-менее пришла в себя, доползла до ванной и посмотрела в зеркало на свой живот. Вернее, на то. что когда-то было моим животом, плоским и ровным.
Сейчас там разворачивалось поле боя, с окопами, рытвинами и следами взрывов…
Отвернулась, сморщившись.
Папа говорил, что рубцы можно будет убрать позже. Но не все, конечно. В этом мне не повезло.
Заново училась ходить.
И все время, постоянно, старательно заталкивала прочь все мысли про Марата. И затолкала в итоге.
Только по ночам видела в кошмарах свое первое пробуждение, глаза отца… И кричала.
А еще иногда видела свою неслучившуюся жизнь с Маратом. Дочь с его глазами. Мы жарим на улице шашлыки, она бегает вокруг, катается на велосипеде. А Марат гладит мой большой живот. Гладкий. И ему оттуда стучит наш сын. Так это все было отчетливо, что я физически ощущала… И после таких снов просыпалась в слезах…
Едва начав ходить и пройдя курс реабилитации, я уехала в другой город. Подальше от Москвы.
Здесь, в этом городе, жила моя школьная подруга Светка, единственная из всех, кто приезжал в больницу, отвлекал меня бесконечной болтовней и непрошибаемым оптимистично-пофигистичным настроем.
Она была полностью в курсе моей истории с Маратом, называла его “мерзким козлиной” и предлагала полный ассортимент женихов их провинциального города. Учитывая, что работала она дознавателем в прокуратуре, недостатка в мужчинах не было.
Папа был против отъезда, настаивая на дополнительной реабилитации.
Но я не стала его слушать.
И, переехав, старательно избегала всех упоминаний о том, чья я дочь.
Выводы из истории с Маратом я сделала логичные. Не факт, что полностью верные, но других не напрашивалось.
Мой отец - персона известная, вхожая к самому нашему всему… И я, как его дочь, тоже лакомый кусочек.
Правда, не настолько, чтоб ухаживать всю жизнь за мной, лежачей.
История эта невольно отразилась на моей жизни, заставив пересмотреть приоритеты.
Конечно, мужчины у меня после были, но очень недолго. В основном, одноразовый секс, короткий и невкусный.
Светка говорила, что мне просто не везет на мужиков, но я была уверена, что все дело в моем уродстве.
Из-за него не могу нормально раскрепоститься, даже раздеться не могу полностью!
Только с Кириллом получилось, да и то лишь потому, что он не спрашивал разрешения. Просто раздевал.
***
И вот теперь, сидя голышом на коленях крайне возбужденного мужчины, я уже даже не пытаюсь закрываться, не отвожу его пытливые пальцы.
И отвечаю на вопросы. Неудобные. Болючие. Раньше бы тут же сбежала, но сейчас…
