ногам пошли неприятные мурашки. Она постаралась незаметно поудобнее сесть, только незаметно никак не получалось.
— Давай признаем, — прервал поцелуй Дан, — идея провалилась.
— Нет, — с досадой протянула она, — еще слишком рано для таких выводов.
Цунаде вздохнула и твердо решила, что потерпит боль в ногах, но от своего не отступит. Положила ладонь ему на колено и стала медленно спускаться по крепкому бедру. И взяв в ладонь то, что было намного горячее горячей воды, она уверено задвигала рукой. Дан запрокинул голову и прикрыл глаза. Темп нарастал, уже послышались его тихие хрипы. Как вдруг он распахнул глаза и быстро притянул ее к себе, отчего вода полилась через край.
— Какие лужи, — спохватилась она.
Дан нетерпеливо пытался посадить ее на себя, но им никак не получалось уместиться.
— К черту эти ванны, — выругался он. — Пойдем скорее в спальню, там тоже можно любоваться друг другом, сколько захочешь.
Цунаде оглядела лужи, кивнула, и совсем скоро на полу от ванны до комнаты появились мокрые следы. Они шли это маленькое расстояние поразительно долго: все время останавливались, обнимались и целовались. Больше не надо было переживать, что их кто-то услышит или увидит. Только тишина квартиры и любовь. И когда они опустились на матрас, оба уже пылали мучительным желанием.
После капитанского дивана и полуторной кровати в комнате Дана, этот матрас оказался таким огромным, что Цунаде, наконец, смогла раскинуть руки и широко раскрыть бедра. А Дан, уже весь красный от возбуждения, легко вошел в нее. И ему, кажется, тоже очень нравилась их новая постель. Он больше не спрашивал про удобство и не следил, чтобы никто из них не свалился. Закинул ее ноги к себе на плечи и двигался так, как ему хотелось — быстро и порывисто. Они улыбались от удовольствия, прикрывали глаза и вместе наслаждались этой невероятной свободой.
— Какая же ты красивая, — произнес Дан, наклонился, закрыв ее лицо мокрыми волосами, и нежно поцеловал, а Цунаде ласково обняла его за спину.
И даже, когда приблизился конец, они не оторвались друг от друга. Тело свела приятная судорога, с ее губ сорвался громкий стон, и ее сердце в один миг наполнилось непомерной любовью. Дан еще раз ее поцеловал и прилег рядом, накинув на них плед.
— Надо бы подушки купить, — произнес он, переводя дыхание, — и одеяло, и постельное белье…
— И полотенца, — ответила Цунаде, потрогав мокрый матрас.
— И полотенца, — согласился он, повернувшись к ней.
Цунаде тоже легла набок, посмотрела в его зеленые глаза, которые, как всегда, искрились чистым светом, и подумала, как же ей повезло его встретить. Он был человеком стойким и честным, любил жизнь и, как никто другой, умел наслаждаться обычными вещами. Но мысли вновь вернулись в завтрашний день, где он должен был познакомиться со всем высшим светом Конохи.
— Как же я хочу, чтобы этот праздник побыстрее закончился, — вздохнула Цунаде, положив ладонь на его щеку.
— Ты волнуешься? — удивился Дан.
— Немного, — произнесла она, нежно поглаживая его по лицу. — Ты же запомнил все, что я тебе говорила?
— Да, заучил, вызубрил, записал шпаргалки на бумажках и даже на ладонях…
— Я серьезно, Дан.
— За меня не волнуйся, — ответил он, накрыв своей ладонью ее руку. — Или ты думаешь, что я не справлюсь?
— Нет, — вздохнула Цунаде, — конечно же, нет.
Она подвинулась поближе к Дану, прижала его голову к своей голой груди и стала нежно гладить его по волосам. За окном догорал желтый закат, в комнате заметно потемнело, и совсем скоро ей уже нужно было возвращаться домой. И какое же это было глупое правило. Она была шиноби, а ей, как маленькой девочке, нужно было возвращаться до полуночи, чтобы никто из соседей не подумал про нее ничего плохого.
— Знаешь, — произнесла она, — я останусь сегодня с тобой. А правила… Черт с этими правилами, в конце концов, когда я их соблюдала?
Дан улыбнулся и мирно заснул у нее на руках, а Цунаде смотрела в начало ночи, а внутри все больше появлялось плохое предчувствие, и она окончательно приняла решение.
— Только бы успеть до праздника, — тихо проговорила она, обняла Дана еще крепче и постаралась поскорее заснуть.
Глава 22 Орочимару
Орочимару закрыл за собой дверь, спрятал ключ за ворот кимоно и вдохнул весенний воздух. Всего за одну ночь по всей Конохе зацвела сакура. Сегодня он надел свое самое нарядное фиолетовое кимоно с тонким рисунком, напоминающий чешую змеи. Его волосы были уложены в гладкий пучок, на ногах — черные таби с белыми носками. Он не хотел кому-то угодить, просто ему нравилось хорошо выглядеть. Нравилось, как плотная ткань касалась кожи, как от прически тянуло затылок, и как от него пахло терпкими духами.
По дороге Орочимару купил белых хризантем в цветочной лавке, не переставая удивляться, что здесь можно было найти любые цветы в любое время года. И, прежде чем идти в поместье Сенджу, свернул на неприметную улочку, прошел вдоль низких домов и вышел к кованой ограде — кладбище Конохи встретило его тишиной и ярким утренним светом.
У него были свои традиции: в день праздника Весны, каждый год в этот день он приходил к могиле родителей, возлагал цветы к каменной плите и молился. Но в этом году в руках у него осталась еще одна хризантема, и, прежде чем уйти с кладбища, он вышел на главную аллею и подошел к высокой монументальной стеле, на которой были выбиты хорошо знакомые имена.
— Уважаемые каге, — он наклонил голову перед именами, — и остальные Сенджу. Знали бы вы, какой сегодня переполох в вашем доме…
Орочимару опустил последнюю хризантему к остальным цветам и прочитал на каменной плите самое последнее имя. И в груди появилось неприятное, давящее чувство, которое иногда напоминало о себе и отравляло ему жизнь.
— Удивлен тебя здесь видеть, — послышался голос Хирузена.
Орочимару обернулся и увидел его в одеянии Хокаге: красное длинное кимоно с белой накидкой.
— Как и вас, Учитель, — коротко ответил он.
— Отчего же? — Он пожал плечами. — Я здесь весьма частый гость. Все жду, что мои предшественники что-нибудь подскажут.
— И как, подсказывают? — спросил Орочимару и постарался, чтобы его сарказм звучал как можно мягче.
— Сложно сказать, — он положил руки за спину и тяжело вздохнул, — но сейчас мне бы их совет не помешал.
Хирузен имел привычку говорить весьма просто, но при этом очень запутано. Так что Орочимару не полез к нему с расспросами.
— Учитель, — нарушил тишину Орочимару. — Прошу, пожалуйста, распустите нашу команду.
— И почему на этот раз? — улыбнулся
