третий. До этого ему пару составят дочь устроителя бала и еще какая-то драконица. Зато у меня будет возможность пообщаться с Ярославой, которая все больше и больше мне нравилась, и оценить ее жениха, на которого так туманно-очевидно намекал ее кузен. А Матвея и Тобольских не пригласили, как и никого из семьи крола, ибо они слишком важные гости для столь небольшого мероприятия.
Мысль о моей потерянной любви неожиданно исторгла слезы. Сколько раз приказывала себе перестать плакать, и опять туда же! Как оказалось, моему самообладанию пока нельзя доверять, а ведь каникулы-то скоро закончатся, я вернусь в Академию, и разговоры о проклятой помолвке будут преследовать с утра до вечера. Все эти дни столица гудит: «история любви прекрасной принцессы и наследника благороднейшего рода» обрастает подробностями, каждый третий утверждает, что всегда догадывался о помолвке, а каждый второй — что свет никогда не видывал более красивой пары. Чушь! Идиоты! Сплетники! Бездельники! Я ему больше подходила, мы судьбой друг другу были предназначены, но…
Но что толку об этом думать, если для меня эта история закончилась, мы оба перевернули главу, и для Матвея его роль давным-давно расписана, а я — начну все с чистого листа. Он возглавит род, возьмет на себя груз ответственности за древнейшую фамилию, и кто ему поможет в этом деле, если не благородная принцесса и все ее семейство? Какой прок Ясногорову от недодраконицы, воспитанной в захолустном пансионате, считавшей себя всю жизнь смертной?
Но если с ним все понятно, что делать мне? Прочитать бы сюжет своей жизни, но за такие мысли и под арест попасть можно! До прибытия сюда Казимира Завоевателя, в Норгратере процветали многочисленные религии, основной смысл которых сводился к вере в одно-единое высшее существо, создавшее жизнь на свете. Искоренив «пережитки дикого прошлого», драконы Южного континента так и не ответили на вопрос, как мы — разумные существа — возникли из ниоткуда. Но, если обратиться к запрещенной религии, то ответ всегда один — нас создал Он. Кто — неизвестно, просто некий творец.
Эх, увидеть бы автора моей судьбы, и узнать бы, как сложится мое будущее, что мне делать, и выпадет ли на мою доля хоть одна капля счастья?
От мысли, что мы все одиноки, и нет никого, чтобы попросить о помощи и милосердии свыше, мне стало тоскливо, и я впервые захотела узнать больше о нашем происхождении.
Подтянула колени к груди, обхватила их руками, прислонилась лбом к стеклу, и опустила глаза вниз, глядя, как красиво торжествует метель, как ветер поднимает снежные вихри с земли, и как под кованым фонарем стоит одинокая фигура.
Зрение тут же сфокусировалось на странном незнакомце, который был единственным смельчаком, вышедшим на улицу в такую непогоду (пассажиры экипажей не считаются). Он показался мне высоким и худощавым, но его фигуру и лицо надежно скрывал темный плащ из полетной ткани. Дракон не обращал внимания на снег, покрывавший его плечи, смотря на окна нашей гостиницы. Это показалось мне подозрительным, я постаралась разглядеть его получше, но зрение опять неконтролируемо обострилось, достигая драконьей четкости. Тогда я и встретилась с ним глазами, прекрасно различив черные зрачки, хищные черты, трехдневную щетину и горькую улыбку, тронувшую губы. Все это время он смотрел на меня, и явно понял, что я его заметила.
Он нахлынувшего страха я вскрикнула, и упала с подоконника. Конечно же, падая, я перевернула столик вместе с лежавшими на нем вещами, и создала грохот, перебудивший, наверное, полгостиницы. Пока я барахталась на полу, нянча ушибленные части тела, ко мне ворвались Матильда с прислужницами, а также несколько горничных.
— Элиф! Сударыня! — воскликнули они хором, глядя на перевернутую мебель, разбившуюся вазу, валяющиеся всюду цветы, размокшую от воды бальную книжку и прочие испорченные предметы.
Я попыталась встать, но наткнулась рукой на осколок стекла.
— Не шевелитесь!
Меня усадили на кровать, и обрабатывали рану, пока служанки убирали комнату.
— Вам бы переодеться, — робко заметила горничная, когда номер привели в порядок, и девушки поспешно ретировались.
Оставались лишь вздохнуть, глядя на залитую кровью белую ночную рубашку, и перебинтованную ладонь. Боль пульсировала, но подействовала отрезвляюще: я спокойно подошла к окну, и еще больше успокоилась, не увидев под фонарем незнакомца. Хотя почему я зову его незнакомцем, я ведь часто видела его в кошмарах, как он врывался в целительский корпус, и сжигал нас с отцом заживо. Только чего я не ожидала, так это увидеть героя своих страшных снов наяву.
В дверь постучали, и служанка внесла мой многострадальный букет в новой вазе, поставила на стол, и так же молча покинула комнату.
— Элиф, ты не хочешь рассказать, что случилось?
Я обрадовалась, что спряталась за ширмой, и как могла растягивала смену одной ночной рубашки на другую.
— Я сидела на подоконнике, любовалась метелью, и, кажется, задремала. Поэтому и упала.
Хорошо, что она не видела выражения моего лица: голосу я придала всю доступную мне невозмутимость.
— Дорогая, что за поведение? Это неприлично, сидеть в одной ночной рубашке на всеобщем обозрении! Еще и в такой короткой. А вдруг тебя кто-то увидел, и что он подумал?! Стыд-то какой!
— Кто же выйдет ночью в такую непогоду!
Да уж, хотелось бы знать, кто это был.
— Мало ли, Элиф, не пререкайся! И опасно это, ты могла шею свернуть, или сломать руку.
Поняв, что больше тянуть невозможно, я вышла из-за ширмы, и скромно настолько, насколько это возможно, попросила прощение за свой поступок, и пообещала впредь вести себя умнее. Матильда с сомнением подняла бровь, пожелала доброй ночи, приказав немедленно ложиться спать, и ушла к себе.
Естественно, я до трех часов ворочалась с боку на бок, не в силах забыть охвативший меня ужас при виде того мужчины. Вопросы сыпались один за другим, но ответов на них у меня не было, и я лишь сильней распаляла свою тревогу, пока в край не измучалась, и не забылась полным кошмаров сном.
Весь следующий день прошел в хлопотах сборов, и я больше всех старалась участвовать в подготовке, лишь бы не позволять мучившим меня мыслям снова воцариться в голове. Матильда подумывала вернуться домой, потому что юридические детали касательно денег уже уладили, и нам не было больше смысла оставаться в столице. Я была не против, так как ежедневные порции слухов о помолвке Матвея и Касии не приносили мне радости, а вдали будет легче пережить свое горе. Здесь перед каждым приходилось изображать интерес, ведь все были в восторге от новости, смаковали подробности, но, говоря о красоте