И вот я спрашиваю себя, не было ли у нас на самом деле просто страха перед женщинами. Не хотели ли мы стать сильными в надежде, что в один прекрасный день дорастём до них и отнимем у них власть, какую они имеют над нами. И в этом стремлении мы пролетели выше цели. Мы стали такими сильными, что больше не годились для секса. Не говоря уже о любви.
Я притащился к себе домой и несколько часов ничего не делал, просто сидел и ждал. Нет, вообще-то я не ждал. Я просто сидел. Мои старые шрамы болели, что случалось теперь с ними всё чаще, особенно к перемене погоды. Это такое ощущение, будто кто-то застёгивает и расстёгивает у тебя под кожей «молнию», в иные моменты больно тянет, в другие щиплет и тычет, причём не поймёшь где – от макушки до пяток. Только левому боку приходилось чуть полегче. Я устал, и мозг мой кипел от мыслей. Воспоминания поднимались со дна, из самой глубины. О моём отце, который меня вырастил. О матери и о том, как она нас бросила. Причём отец втайне, казалось, был рад, что избавился от неё. Они не разводились, но он практически никогда не говорил о ней, и я не могу припомнить, чтобы он что-нибудь начинал с другой женщиной.
Так я сидел, смотрел, как слабеет свет дня, пока вскоре после шести часов вечера в дверь не позвонили. Начинался ритуал, в который уже раз.
Подполковник Джордж М.Рейли, как о таких говорят, был «слишком мал для своего веса». С каждым годом он казался чуточку меньше ростом и чуточку тяжелее, когда возникал перед моей дверью собственной персоной, и всякий раз за версту было заметно его мрачное расположение духа.
За несколько лет у меня развилось подозрение, что это мрачное расположение связано с необходимостью переодеваться в гражданское, когда он приезжает ко мне, а вот к этому у него действительно не было никакого таланта. Трудно представить себе, чтобы мужчина пятидесяти лет за всю свою жизнь не научился одеваться так, чтобы не привлекать к себе недоуменного внимания. Поневоле склоняешься к мысли, что Рейли, должно быть, дальтоник. Но это не так. Просто всю свою жизнь – предположительно с того времени, как его мать перестала подавать ему рубашки и брюки, – он носил главным образом либо униформу, либо пижаму и избегал признавать существование предметов одежды, отступающих от этих образцов. В гражданское он одевался только по необходимости, а эта необходимость случалась парадоксальным образом лишь по службе.
Фактически я его, с тех пор, как живу в Ирландии, в униформе больше не видел.
Хотя я предпочёл бы именно это. Я и сам не бог весть какой модник, но всякий раз мне приходится огорошенно сглатывать, когда я вижу его на пороге моего дома. В этот холодный воскресный вечер в Дингле на нём были жуткие клетчатые брюки бледно-голубых тонов и рубашка из бежевой ткани в продольный рубчик, которая сама по себе выглядела бы совсем неплохо, но только не на нём и не в сочетании с остальным его нарядом. Его зелёная, мешковатая ветровка из полиэстера или чего-то такого была украшена набивным рисунком с псевдоафриканскими мотивами и была вульгарной даже в семидесятые годы. И словно для того, чтобы всё это выглядело сравнительно небольшим грехом, на ногах у него были массивные кроссовки такой неоновой расцветки, что захватывало дух.
– Как дела? – спросил он, как всегда, и, войдя, пригладил пятернёй свои всё более седеющие и редеющие волосы. – Собачий ветер тут у вас. Не знаю, как вы это выдерживаете, Дуэйн. Я бы здесь и десяти дней не выжил, поверьте мне. Ах да, я вам кое-что привёз. – Он протянул мне потрёпанный пластиковый пакет из WalMart, который принёс под мышкой.
В нём были две баночки с концентратом, годным до полудня вторника.
– Почему только две? – спросил я.
– Больше не удалось раздобыть из-за спешки. С этим что-то неладно, ну, да вы и сами заметили.
Я достал из пакета одну баночку. Было как-то странно держать её в руках. Непривычно. Запоздало. Всё равно что получить в подарок игрушку, о которой я мечтал в шесть лет.
– Только не бросайтесь мне на шею от восторга, – прорычал Рейли. – Я не виноват, что они не придумали никакой новой вкусовой добавки. Глотайте что есть – и все дела.
Я не чувствовал голода. Моё тело, казалось, уже забыло о том, что бывает на свете какая-то пища. Но оно в ней нуждалось, это ясно.
– Вы не будете против, если я съем это прямо сейчас?
– Нет, нет. Делайте, как вам удобнее.
Пока я на кухне возился с банкой, Рейли прошёлся по квартире, заглянул в спальню, проинспектировал ванную и обследовал гостиную. Я слышал, как он выдвигал ящики и открывал дверцы шкафов, и когда он был в ванной, что-то у него там упало со звоном на пол и вроде бы разбилось. Но Рейли даже не выругался, а невозмутимо проследовал дальше.
Я всегда спрашивал себя, что он, собственно, надеется обнаружить во время этих обходов. Тайную жену и трёх малолетних детей, спрятанных в шкафу спальни? Или он считает меня неспособным содержать моё жильё в таком состоянии чистоты, чтобы стены не обросли плесенью? Но его от этого не отучить, во всяком случае, более или менее едкие замечания ни к чему не приводили, а прямой ссоры я всегда старался избегать. В моей непокорности подполковник Джордж М.Рейли мог бы усмотреть угрозу национальной безопасности, и если он придёт к такому выводу, то меня обяжут, по соглашению, которое я когда-то подписал, незамедлительно вернуться в США.
– Что-то у вас как-то голо, – высказался Рейли по результатам своей инспекции. – Как будто вы записались в монахи. А что с вашими книжками? У вас же была чёртова куча книжек, а? Все полки пустые. Какой-то безрадостный вид.
– Украли, – сказал я, приправляя порцию дристни на тарелке солью и табаско. – Позавчера вечером. Грабители. Вломились.
– Грабители! – Рейли форменным образом выплюнул это слово, тоном полнейшего презрения. – Грабители, которые крадут книги! – Это было свыше его понимания. Как и многое другое. Он отрицательно помотал головой: – А ещё говорят, мол, в Европе такая безопасная жизнь. Почему бы вам просто не вернуться домой, Дуэйн?
Я достал из ящика ложку и взял тарелку.
– До вас когда-нибудь дойдёт, Джордж, что я уже дома! – Я сделал приглашающий жест из кухни. – Идёмте в гостиную.
Мы прошли в гостиную. Как всегда, Рейли уселся на диван, широко расставив ноги, и пожаловался, что он слишком жёсткий (довольно трудно было подобрать диван, который без проблем выдерживал бы мой вес). Я осторожно опустился в не столь выносливое кресло и начал есть, пока он проигрывал от начала до конца свою старую песню.
– Я опять глаз не сомкнул, пока летел сюда. То ли мне чудится, то ли они действительно каждый год сдвигают сиденья на полдюйма теснее? Просто летающая банка сардин, а олух, что сидел рядом со мной, то и дело то вставал, то садился, будто шило у него в заднице. – Он разминал руки так, будто в конце концов врезал этому олуху и они до сих пор болели от этого. – Чёрт возьми, Дуэйн, я знаю, что повторяюсь, но я никак не могу понять, что вы находите в этой стране.
– Это страна моих предков. Ваших, кажется, тоже, насколько я могу судить.
