Подъехав к дому режиссера, Феликс достал из бардачка пакет с образцами из подвальной лаборатории и пошел к подъезду.
Проживал Максим Леонидович на третьем этаже. Постояв пару секунд у двери, Феликс почувствовал присутствие одного человека в квартире, и надавил на кнопку звонка. Максим распахнул дверь, даже не спросив, кто пришел. Он был в пижаме, вид имел помятый и похмельный, но гостя сразу узнал, хоть тот и был без плаща и с забранными волосами. Режиссер раскрыл рот, собираясь закричать, но гость произнес своим неповторимым глубоким баритоном:
– Тихо.
Затем мягко толкнул его в грудь, зашел в прихожую и захлопнул за собой дверь. Взяв Максима за плечо железными пальцами, Феликс повел его на кухню и усадил за стол, на котором красовались пустые и недопитые бутылки вина и коньяка.
– Зачем опять явился Мефистофель по душу мою грешную? – Максим взял вино и стал наливать в мутный, захватанный бокал, стараясь не смотреть на гостя.
А тот отошел к окну и встал там, сверля его взглядом пронзительно синих, будто светящихся изнутри глаз.
– Я не Мефистофель, меня зовут Феликс, я медиум.
– Ме-ме-ме… – дрожащими губами попытался повторить режиссер. – Кто?
– Медиум, доктор эзотерических наук. Умею общаться с духами.
Не донеся бокала до рта, Максим похлопал припухшими красноватыми веками и заинтересованно уточнил:
– А по руке гадаете? Мне как-то предсказали…
– Не гадаю, – оборвал Феликс, – моя специализация – общение с потусторонним миром. Не так давно со мной связался призрак некого актера по имени Всеволод. Сообщил, что невинно убиенный он и дух его вопиет о справедливости, жаждет упокоения.
– Вопиет… – эхом повторил Максим Леонидович, глотнул, наконец, вина, затем страдальчески поморщился и помассировал виски. – Никто его не убивал, го-с-споди, даже призраки врать начали, что уж о людях…
– Откуда вам это известно?
– Роковое стечение обстоятельств, не более того! – режиссер подлил себе еще вина. – Проучить его хотели, бросили кусок стекла в обувь, кто же знал, что его от этой мелочи сердечный приступ хлопнет прямо на сцене!
– На стекле был яд, он попал в кровь, поэтому и хлопнул приступ.
Услышав это, режиссер рассмеялся, но глянул на Феликса и резко умолк. Лицо человека побледнело, на щеках выступили красные пятна, а на лбу – испарина.
– Нет-нет-нет, – он мелко затряс головой, – какие ужасные, страшные глупости…
Максим был искренен, он действительно не знал про яд, Феликс это прекрасно видел.
– И кто же бросил стекло в обувь? – голос Феликса звучал спокойно, ровно, почти гипнотизирующе.
– Я, – выдавил Максим Леонидович и у него задрожал подбородок. – Но не яд, нет, какой яд, что вы такое говорите…
– Где вы взяли это стекло?
После такого вопроса режиссер словно вышел из гипноза, даже протрезвел, взгляд его стал жестче, и он произнес, пристально глядя на своего визави:
– Никакой вы не медиум, верно? Вы что, из полиции? Я, знаете ли, не собираюсь…
– К полиции я не имею никакого отношения. – Феликс подошел к столу, оперся ладонями о край стола, приблизился к режиссеру, буквально нависая над ним. И произнес, глядя в карие глаза, а казалось – прямо внутрь черепной коробки: – Я специалист по загробному миру.
Максима Леонидовича обдало волной какого-то дорогого парфюма – довольно тяжелый, густой аромат все равно до конца не заглушал пронзительно-гиблый запах талого снега, исходящий от гостя. А еще от него веяло леденящим холодом. Режиссер съежился, вжался в стул, словно его придавило могильным камнем, и выдавил:
– Ничего я не знаю, не делал, никого не убивал. Так своему призраку и предайте.
Феликс достал из кармана небольшой целлофановый пакетик и вытряхнул из него образцы подвальной продукции. Они упали на стол рядом с бокалом, Максим скосил глаза и побледнел еще сильнее, отчего пятна на щеках стали алыми.
– Это… что такое? Я не знаю…
– Очень даже хорошо знаете, – Феликс забрал образцы и сунул их обратно в карман. – И я знаю.
– Откуда? – режиссер поискал среди бутылок пачку сигарет.
– Призрак рассказал. Давайте вы мне тоже расскажете все, что знаете, после я уйду и мы больше никогда не увидимся.
– Точно вы не из полиции? – сигарета дрожала в непослушных пальцах, Максиму снова требовалось выпить.
– Точно. Моя миссия успокоить дух Всеволода, рассказав ему о собственной смерти. Давайте, поможем ему вместе. Где взяли стекло?
– Сергей дал, – выдохнул мужчина, – но он тоже не знал, не мог он с ядом…
– Сергей – директор театра? – уточнил Феликс.
Максим Леонидович кивнул.
– И за что же вы решили так проучить вашего Всеволода? Понимаю, когда в труппе актеры друг другу пакостят, каблуки подпиливают, стекло подкидывают, но чтобы сам директор с главным режиссером – это что-то новое.
Режиссер промочил горло вином из второй недопитой бутылки, снова закурил и сказал:
– Раз уж знаете о нашей аптеке, можно и сказать. Так мы и не выяснили, откуда Плетнев про это узнал и как сумел даже побывать в подвале. Давить на нас он начал, буквально шантажировать. Сказал, что забрал пакет таблеток, спрятал в надежном месте и отнесет в любой момент в полицию.
– Что он хотел, денег?
– Как ни странно, нет, требовал, чтобы мы убрали лабораторию, говорил, она ему мешает.
– В чем мешает?
– Не знаю, жить, наверное, – пожал плечами Максим. – Поначалу пытались с ним поладить, объясняли, что все это ради спасения театра, к тому же ничего плохого в лаборатории не производится, наоборот – революционный препарат, стремительно набирающий космическую популярность в среде творческой богемы. Это своего рода биохакинг для раскрытия творческого потенциала. А он говорит, наркотиками торгуете, химия ваша фонит сильно. Где фонит, кому мешает – ничего не понятно. Да и меф практически легальный кокаин, безобидная клубная соль для хорошего настроения, кто им не баловался.
– Я, например.
– Могу угостить. И «Дюны» еще упаковку на месяц бесплатно хотите? – пролив вино на стол, Максим Леонидович все же наполнил бокал и выпил.
– Воздержусь.
– Зря, отличная штука, заряжает энергией, лечит от алкоголизма…
– Это заметно. Итак, Плетнев требовал очистить подвал, и вы решили проучить его, подкинув стекло в сапог?
Максим кивнул и вдруг поманил своего собеседника, чтобы тот придвинулся еще ближе. Феликс склонился к его лицу, и режиссер горячо зашептал, лихорадочно блестя хмельными глазами:
– Со стеклом я сам придумал, испугался сильно я Плетнева. Даже просто уволить его нельзя было, он страшный человек. А так я решил с ним на его же языке поговорить, надеялся, что так мы понимания достигнем.
