Как Жан может всерьез думать о том, чтобы сделать такое оружие? Как?! И это сумасшедшая Джая его поддерживает. И что он Ретт должен сделать? Как поступить? Как остановить все это?
Он посмотрел на яркие маркийские звезды и пожалел, что рядом не было деогенсы. Почему он всегда думал о матери, когда ему была нужна поддержка и никогда об отце? Граф Ричард был признанный военный стратег и опытный оборотень. Но нет, когда Ретт думал о помощи и о ком-то кто может ему дать совет это всегда была мать. Как будто это она и только она была для него Альфой.
Наверное, потому что мы с отцом не сходимся так во многом, — решил Ретт. Граф Ричард был ярым сторонником Великого Союза и чести Шефердов как цепных собак короны. Находил в этом какой-то почет. Мать тоже была за Союз, но вовсе по другим причинам. Ей нравилась цивилизованность волков и прелести городской жизни. Наверное, поэтому. — пожал плечами Ретт.
Никогда он не был близок с графом Ричардом. В детстве его обучением занимался Хел, а потом Вильгельм и старейшины. Отцу было некогда и Ретт с раннего детства это понимал. Он родился в стае и стаю нужно было защищать и хранить. Этим родители и занимались. А он… он баловался с алхимией и мнил себя не таким, как все. Особенным. Независимым.
И вот оказавшись далеко от дома и от стаи, он стоял в степи в темноте и только что не выл на луну как потерявшийся волк.
Ретт скучал по дому. Ненавидел он эту Маркию! Ее жар, сухость, песок, жалкие высохшие растения, сожженную траву и облезлые искривленные деревца, цепляющиеся за каменистые склоны гор. Все его бесило. Он хотел домой! До-мой!
Он услышал шаги за спиной и прислушался. Тяжелый мужской шаг. Знакомый. Потянул носом и понял, что это Адар.
Телохранитель деогенсы подошел и остановился в приличествующих трех шагах.
— Что? — спросил Ретт недовольный, что его меланхолию прервали.
— Я пришел охранять тебя.
— От кого?
— От любого, кто захочет причинить тебе вред.
— Здесь никого нет.
— Сейчас нет. — невозмутимости этого волка оставалось только позавидовать. — Что тебя тревожит?
Ретт сглотнул, не зная насколько откровенным может быть. Посмотрел на Адара и еще сильнее затосковал по матери. Адар всегда стоял за ее плечом. Эта парочка была так привычна, так неразлучна, что даже их запахи для Ретта смешались и напоминали друг о друге.
— А что тут может не тревожить? — проворчал Ретт, недовольный, что его застали в момент слабости, неуверенности и душевного раздрая. Он не мог позволять себе сомневаться перед волками своей стаи.
Адар молчал и Ретт не в силах сдержаться заговорил сам.
— Ты слышал наш разговор с Жаном.
— От первого до последнего слова.
— Я должен остановить его!
— Этого требует негласное соглашения всех стай. В обычной ситуации — да, ты должен.
Ретт нахмурился.
— Но у нас необычная ситуация?
— Полагаю, нет.
— Что если у Мильдара и правда тысячи волков? — почти прошептал Ретт. — Куда он с ними пойдет? И когда? Что если сделать эту вакцину единственный путь? Но… даже если мы победим, вакцина останется. И может попасть в руки нашим врагам. Что если она попадет к вампирам? Фетаро читают мысли. Как скрыть от них такое?! Это слишком опасно. Слишком рискованно. Да появление такой вакцины для оборотней куда хуже, чем тысяча волков-неумех, поджимающих хвосты при виде альфы. Как Джая может этого не понимать?! Как?! — сорвался на крик Ретт.
Адар спокойно выдержал вспышку. Эверетт замолчал и отвернулся. Он не хотел кричать, просто не сдержался.
— Полагаю, ты ответил на свой вопрос. — сказал Адар.
Ретт кивнул.
— Да. Все она понимает, эта Старшая дочь. Но зачем?.. — Ретт рассмеялся собственной глупости. — Ну конечно. Чтобы вышвырнуть и меня и запугать все другие стаи. Думает это будет ее оружие и против Мильдара и против любого волка, который посягнет на нее и на ее стаю. Глупая девка!
— Может, просто отчаявшаяся? — заметил Адар. — Ты можешь поговорить с ней. Убедить ее.
— В чем? Что я не такой уж ужасный жених? Она влюблена в Жана и не настроена на компромиссы. Ни он, ни она. Творец, как же они не вовремя со своей идиотской любовью!
Адар улыбнулся, и на памяти Ретта это было едва ли не в первый раз.
— Любовь всегда не вовремя, Ретт, — сказал он покровительственно, словно Ретт от злости, как мальчишка грыз себе хвост. Ретт насупился. Вот опять. Опять на него нападало странное ворчливое неуютное чувство, что этот Адар относится к нему слишком уж неуважительно, слишком снисходительно, слишком… Ретт не мог подобрать слов.
— Я поговорю с ней. — заявил Эверетт строгим тоном. — Когда мы пойдем добывать этот эликсир, ты должен будешь сделать так, чтобы добыть нам ничего не удалось. Ясно?
— Да, граф Шеферд. — Адар коротко поклонился. Вот уже он и вежлив, и отстранен, и снова Ретт уверился, что ему показалось. Почудилось.
Он развернулся и пошел обратно к дому.
Жан пропал. Видно ушел на свидание со своей любовью Джайей. Адар остался где-то на улице. Ретт подошел к столику, на котором как всегда валялись обгоревшие книги и записи Жана. Потянулся к исписанному листку, но отдернул руку. Не хотел он знать, что там Ла Росси уже надумал. Этому не суждено было сбыться и он, Ретт позаботится об этом.
Он прошелся туда-сюда по комнате и сел за низкий столик, еле-еле уместившись между полом и столешницей. Этот мелкий стол не был рассчитан на мужчину его роста и сложения.
Ретт придвинул к себе бумагу и взял самопишущее перо. Несколько секунд оно дрожало над бумагой. Он не верил, что собирается сделать это.
«Ты ведь любишь Терезу?»
Ретт быстро стал писать.
«Что бы ты ни думала, и что бы тебе не наговорил твой новый хозяин, эта скользкая гнида Леонид Фетаро, я почти уверен, что не люблю тебя. Почти уверен…»
Его рука летала над бумагой, выливая горькие позорные слова. Ретт морщился и закидывал голову, сам не веря, что он делает это. Пишет чертово письмо. В жизни своей не писал писем женщинам и вдруг…
Наконец поток иссяк, он отложил перо и посмотрел на исписанный листок. Буквы были неровные, почерк, размашистый и путанный.
Он сложил листок пополам и аккуратно подписал: Терезе Доплер.
Несколько секунд он смотрел на ее имя, выведенное своей рукой, потом огляделся вокруг. Алхимических свечей в бедном селе не было, на столике стояла самая обыкновенная восковая. Ретт поднес к ней письмо и поджег уголок. Но тут разозлился и затушил пламя.
Нет уж, пусть знает! Пусть!
Но это было глупо. Леонид не позволит ей прочесть. А почему нет собственно? Неужели маленькая мисс вампирша может почувствовать что-то, прочитав эти строки?
